Краткая речь Никодима и еще более сжатая реплика Иосифа Аримафейского были встречены недовольным ропотом большей части присутствовавших. Тем не менее, несколько голосов осмелилось крикнуть: «Справедливости к обвиняемому! Справедливости!»
Каиафа был вынужден придать делу привычный ход, чтобы, по крайней мере, соблюсти видимость правосудия.
Потому стражникам приказали чуть отступить от Христа и перестать издеваться над ним. В судебной церемонии появился хоть какой-то порядок, и старейшины приступили к выслушиванию свидетелей.
Не стоит и говорить, что в свидетели пошли одни только враги Иисуса: старейшины и книжники, которых он во всеуслышание порицал, грех и, кому он советовал обратиться к праведной жизни, прелюбодеи, чьих сожительниц он подвиг к раскаянию и воздержанию от греха. Один за другим все они повторяли те же обвинения, что и во дворце Анана, но единственным проступком, заслуживавшим внимания, было празднование Пасхи накануне положенного дня.
Тогда Каиафа обернулся к Никодиму и Иосифу Аримафейскому:
— Сиятельные начальники над священнослужителями и мудрые старейшины народа! По сему последнему поводу наши досточтимые собратья Никодим и Иосиф Аримафейский могут дать исчерпывающие объяснения, ибо, если судить по донесению, которое я получил, именно в их доме трапезовал обвиняемый.
Никодим почувствовал, что первосвященник наносит им чувствительный удар.
— Так и есть, — сказал он, поднявшись. — Хотя этот дом сейчас не принадлежит нам: его нанял человек из Вифании, он и сдал комнаты двум апостолам Иисуса, пришедшим по поручению своего учителя.
— Значит, — настаивал Каиафа, — трапеза имела место вчера?
— Да, вчера, — отвечал Никодим.
— Ты же знаешь, что Пасху должно праздновать только в освященный законом день. Почему обвиняемый сделал это на день раньше?
— Потому, что он галилеянин, — напомнил Никодим. — А у жителей Галилеи есть такое право.
Каиафа в ярости топнул ногой.
— Прекрасно! Сдается мне, что обвиняемый нашел себе защитника. А не скажет ли нам этот защитник, в силу какого закона галилеяне могут справлять Пасху в четверг?
— Я предвидел вопрос, — отвечал Никодим. — Ответ здесь.
И он вытянул из-за пазухи старинный указ, разрешавший жителям Галилеи праздновать Пасху на день раньше. Объяснялось это тем, что во время торжеств в Иерусалим прибывало слишком много народу: храм не мог вместить желающих, и, если бы к ним добавились галилеяне, Пасха ни за что не кончилась бы в субботу.
Затем, превратившись из защитника в обвинителя, Никодим продолжал:
— А теперь, если ты такой строгий почитатель законов, то тебе, Каиафа, должно знать, что запрещено вести дело в ночное время. И ни одно решение суда не может быть вынесено в день Пасхи.
— А озаботился ли он подобными же правилами, когда лечил в день субботний? — не помня себя от ярости, закричал Каиафа.
Иисус лишь грустно улыбнулся. Никодим же возразил:
— Если и можно потерпеть нарушение закона, то лишь тогда, когда от этого проистекает добро, а не зло, спасение человека, а не смертный приговор.
— Никодим! — прошипел Каиафа. — Берегись, Никодим! Ты забываешь сказанное в тринадцатой главе Второзакония: «К Богу одному прилепляйтесь… Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо, и сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе, и скажет притом: „Пойдем вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им“, — то не слушай слов пророка сего, или сновидца сего; ибо чрез сие искушает вас Господь!»
— Однако, — возразил Никодим, — если пророк ополчается не против Бога, а против людей, если он не лжепророк, а пророк истинный, что ты будешь делать тогда, Каиафа?
— Я отвечу, что в Писании сказано ясно: «Не придет пророк из Галилеи». Меж тем Иисус — из Назарета, а тот — в Галилее.
— Конечно. Но сказано также: «Придет пророк от корня Давидова и из града Давидова». При всем том Иисус — из колена Давидова, если судить по его отцу, Иосифу, и из града Давидова, ибо родился в Вифлееме.
— Хорошо, пусть будет так, — согласился Каиафа, утомившийся от спора, в котором он не мог одержать верх. — Спросим у самого обвиняемого и рассудим по ответам его.
После чего он обернулся к Иисусу:
— Заклинаю тебя Богом живым. Ответь: истинно ли ты Христос, Мессия и сын Божий?
Иисус пока что не проронил ни слова.
Теперь среди полного молчания он поднял голову, возвел очи к небесам, словно призывая Всевышнего в свидетели тому, что сейчас произнесет:
— Это так, Каиафа. Ты сам это сказал.
— Значит, ты сын Божий? — повторил первосвященник.
— Истинно, — с беспримерным достоинством отвечал Иисус. — Сказываю вам: отныне узрите сына человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных, хотя я кажусь вам прахом земным, подобным вам, и буду осужден вами.
Ответ прозвучал так торжественно, что многие содрогнулись. Каиафа же в знак негодования разодрал надвое плащ и вскричал:
— Вы слышали! Видано ли подобное богохульство?! На что еще нам свидетели? Мы должны покарать самозванца, объявляющего себя сыном Божьим.
Тысяча голосов откликнулась на разные лады: