Ирландский спаситель

Это не традиционные клятвы. Я слышу, как Сирша вздыхает рядом со мной, слышу, как она слегка шмыгает носом, осторожно прикладывая платок к глазам. Они романтичны, страстны, написаны самими Виктором и Катериной. Это своего рода клятвы, которые дает по-настоящему влюбленная пара. Я никогда этого не чувствовал. Я никогда не ожидал. Но теперь? Теперь я хочу знать, на что это может быть похоже. Испытать такую преданность, которая отправила бы мужчину через весь мир на поиски женщины, которую он любит. Это заставило бы мужчину совершить насилие, подобное тому, которое я наблюдал у Виктора, когда он разрезал Алексея на куски.

Я тоже немного помог. Но основную часть этого сделал Виктор. Не ради своего бизнеса, не из-за потери прибыли, которой стоил ему Алексей. Он разбирал Алексея на части кусочек за кусочком, обрекая на медленную и ужасную смерть, потому что Алексей посмел прикоснуться к его детям и жене. Потому что он хотел отомстить за то, что любил. Теперь моя очередь. Я не могу сказать, что то, что я чувствую к Ане, является любовью в самом прямом смысле, пока нет. Но этого достаточно, чтобы заставить меня отложить все в сторону и отправиться на ее поиски. Как это называется?

Одержимость? Увлечение? Желание?

Я не знаю, и мне уже все равно.

Прием элегантный и красивый, проводится в отеле Plaza в центре Манхэттена, но мне трудно получать удовольствие от любой его части. Мои мысли сосредоточены на Ане, настолько сильно, что трудно сосредоточиться на чем-то другом, включая то, что Сирша говорит мне. Когда раздают основное блюдо на ужин: тушеную баранину с картофелем с чесноком и свежей зеленью, Сирша кладет руку мне на плечо, явно пытаясь привлечь мое внимание.

Ее ногти накрашены на оттенок темнее тона кожи. Элегантно и просто. В соответствии с тем, какой Сиршу воспитывали, леди, достойной мужчины моего статуса. На самом деле, не в моей лиге, поскольку я никогда не должен был быть наследником. Это должен быть мой брат Коннор, сидящий здесь с рукой Сирши на его руке, ее зеленые глаза устремлены на него. Тогда я был бы свободным человеком. Свободно искал бы Ану. Свободно делал с ней все, что мне нравится… спал с ней, женился бы на ней, все, что мне заблагорассудится. Если бы я не был лидером Королей, меня бы вообще не было там, чтобы встретиться с ней. Коннор уехал бы в Россию, а я бы остался.

Однако сейчас я не в настроении думать об этом.

— Лиам. — Мягкий голос Сирши доносится до меня. — Ты кажешься очень далеким.

— Я просто отвлекся. — Я нарезаю маслянистую баранину, которая разваливается под моей вилкой, но на вкус она как картон на языке несмотря на то, что приготовлена пятизвездочным шеф-поваром. Что ест Ана? Хорошо ли ее кормят? Заботится ли о ней мужчина, который купил ее, или он морит ее голодом, получая удовольствие от того, что заставляет ее полагаться на него? Стал бы мужчина, заплативший сто миллионов долларов за женщину, морить ее голодом?

Я стискиваю зубы, отгоняя навязчивые мысли. Это никому не приносит пользы, и я это знаю. Я чувствую, что схожу с ума, и это не поможет ни Ане, ни мне, ни кому-либо, кто связан с этим. Мне нужно держать себя в руках, как бы трудно это сейчас ни было.

Сирша тоже ковыряется в еде, но я думаю, это больше из-за беспокойства о моем настроении, чем из желания казаться изысканной. По крайней мере, я на это надеюсь. Мысль о том, что она, возможно, пытается казаться леди и деликатной, раздражает меня еще больше, и я сосредотачиваюсь на своей еде, изо всех сил стараясь завязать разговор с Лукой. София, кажется, замечает мое настроение и умудряется отвлечь внимание Сирши, за что я благодарен.

Я едва справляюсь с десертом, как начинаю испытывать клаустрофобию, галстук на моем горле слишком туго завязан, воздух слишком густой. Когда музыка становится громче, Виктор и Катерина встают из-за стола, чтобы потанцевать, я заставляю себя подняться на ноги. Сирша с надеждой смотрит на меня, и я знаю, что она думает, что я планирую пригласить ее тоже потанцевать, когда освободится танцпол, но сейчас ничто не может быть дальше от моих мыслей.

— Мне просто нужно подышать свежим воздухом, — быстро говорю я, игнорируя выражение обиды на ее лице, когда резко разворачиваюсь на каблуках, направляясь к ближайшему балкону.

Здесь, к счастью, пусто, и я подхожу к перилам, сжимаю кулаки и смотрю на город. Он светится в темноте, обычный великолепный вид на Манхэттен. Я всегда ценил это, более обширное и объемное, чем когда-либо было в Бостоне. Там, внизу, есть люди, достойные небольшой страны, которые живут своей жизнью, занимаются своими делами, не подозревая о человеке, стоящем несколькими этажами выше, обдумывающем опрометчивое решение, которое он вот-вот примет.