Ирландский спаситель (ЛП)

По словам моего отца, это был тест, чтобы увидеть, как Коннор реагировал на излишества некоторых других семей, оставался ли он верен нашим ценностям перед лицом такой вопиющей материальной расточительности и показухи. Тот факт, что Коннору это так понравилось, и он испытывал благоговейный трепет, даже завидовал этому, был свидетельством еще одного морального провала с его стороны, просто еще одним способом, которым, если им не руководствоваться строго, его будущее лидерство будет слабым и жалким, что приведет к крушению всего, над созданием чего наш отец так усердно работал. А что касается того факта, что я был в равной степени взволнован, услышав о частном самолете, кожаных сиденьях, хорошенькой стюардессе и дорогом вине, которое подавали? Моему отцу было наплевать на то, вырасту я материалистом и поверхностным или нет. Только моему брату, такое было не позволено, тому, от кого однажды будет зависеть все.

Иронично, не правда ли? Сухо думаю я, как будто Коннор где-то может меня услышать. Все это, именно папа чуть и не разрушил своими предательскими махинациями. Но, в конечном счете, он этого не сделал. И это была вторая половина иронии, что мне, а не Коннору выпало держать все это вместе. Я, неполноценный, игнорируемый ребенок, которого мой отец называл подменышем, потому что моя мать умерла, рожая меня, как будто я мог каким-то образом предотвратить это.

Как будто я не вырос, желая свою мать так же сильно, как он хотел свою жену. Возможно, больше, поскольку у него не было никаких проблем с посадкой семян в Франческу Бианки, пока его жена была еще жива.

Я делаю все возможное, чтобы избавиться от мыслей, изгнать призраков прошлого. Они не помогут мне здесь и сейчас. Мой отец, при всей его настойчивости в том, что излишества других семей были предосудительными и расточительными, не смог применить те же уроки к себе, когда увидел возможность захватить больше территории. Он был таким же жадным, как и все остальные, по крайней мере, до власти и крови, если не до денег.

А что касается моего брата, то его давно нет. В детстве я часто мечтал иметь возможность положиться на своего старшего брата, но, став взрослым, я пришел к пониманию, что в этой жизни редко на кого вообще можно положиться. Даже за то короткое время, что я по-настоящему обращал внимание на махинации вокруг меня, с тех пор как мой отец неохотно взял меня под свое крыло, чтобы заменить Коннора, я видел, как быстро другие ставят свои личные интересы выше тех, с кем они должны стоять плечом к плечу.

Мне никогда не приходило в голову, что у меня может быть то, чего я никогда не видел ни у одного знакомого мужчины, кто-то более близкий мне, чем даже брат или правая рука. Браки в криминальных семьях, это не любовь и даже не партнерство, это союзы и дети, объединяющие семьи через кровное родство, а иногда и просто угроза потери, если кто-то в другой семье переступит черту. Это все политика, она не имеет ничего общего с мужчиной и женщиной, объединяющимися в браке по своей сути. С самого детства у меня всегда было такое представление о браке. Но я увидел кое-что другое с тех пор, как познакомился с Лукой и его женой, а теперь даже с Виктором и Катериной. Я никогда не думал слишком долго о жене, которую я мог бы полюбить, о женщине, которая могла бы быть больше, чем просто домохозяйкой и матерью моих детей. Нельзя тосковать по тому, о существовании чего ты даже не подозревал.

Однако сейчас я вижу потенциал для чего-то другого. Чего-то большего. И когда я пытаюсь представить это, единственный человек, которого я могу видеть рядом с собой, это Ана. Я поклялся ей, когда Алексей забирал ее, что приду за ней. Я не знаю, слышала ли она меня, помнит ли она, верит ли она вообще еще в чьи-либо обещания. Но я хочу, чтобы она знала, что она может положиться на мои. Что я не брошу ее, независимо от того, что кто-то другой призывает меня делать, чего бы это ни стоило, чего бы это ни стоило для меня.

Из всех в мире именно ей я хочу сдержать свои клятвы больше, чем кому-либо другому.

До смерти.

Учитывая выражение лица Левина, когда мы начинаем спускаться, смерть, это последнее слово, о котором я хочу думать прямо сейчас.

— Ты выглядишь так, словно кто-то прошелся по твоей могиле. — Его лицо не сильно изменилось с тех пор, как мы сели в самолет, напряженное и мрачное. — Не фанат Токио? Или просто полета в целом?

Глаза Левина сужаются, он поджимает губы, глядя в окно.

— На самом деле, теперь, когда ты упомянул об этом, я никогда не был особым поклонником путешествий на самолете. Человек должен твердо стоять обеими ногами на земле.

— А, я не возражаю. — Я пожимаю плечами. — Кроме того, кто может поспорить с путешествиями в таком комфорте?

Левин приподнимает бровь, но просто отводит взгляд от окна, когда мы начинаем спускаться, выражение его лица все еще тяжелое.

— Дело не в этом, — говорит он наконец. — Что ты знаешь о Якудзе, Лиам?

Я хмурюсь.

— Не много. Я не уверен, что Короли когда-либо вели с ними дела.