ИПЦ

Кузьме стало страшно. Крикнуть, позвать на помощь он не мог. Даже махнуть рукой не мог. Не было сил. Чуть не теряя сознание от напряжения, он плыл и плыл… Столб уже кувыркался. Метрах, в пятидесяти от берега Кузьма коснулся ногой дна. Встал на носки. Вода доходила до рта. Подпрыгивая при приближении каждой волны, перебирал ногами. Стоял и дышал. Знал, что нужно идти, плыть, двигаться, — и не мог. Почувствовав под собой землю, он словно распустил в себе туго закрученную пружину и впал в состояние полной апатии. Возможность стоять и двигаться загипнотизировала его. Но с каждой волной, с каждым прыжком его относило назад в море. И, опустившись в очередной раз на дно, он скрылся под водой с головой. От неожиданности хлебнул воды. Оттолкнулся от дна и поплыл, беспорядочно хлопая руками по воде. Снова встал на ноги уже полной ступней. Увидел над собой борт шлюпки. Крепкие, сухие, горячие руки схватили его за кисти и выволокли из воды.

— Где телефон? Там катер… люди… Я сам!

Когда шлюпка ткнулась носом в песок, он поднялся и хотел шагнуть через борт, но потерял равновесие и снова шлепнулся на банку.

Земля под ногами спокойно и размеренно покачивалась, поднимаясь навстречу его шагу. Казалось, что он идет в гору. Кузьма даже наклонился вперед, как наклоняется взбирающийся в гору. Песок под ногами казался удивительно нежным и теплым.

Около машин с распахнутыми настежь дверцами горели портативные газовые плитки и пахло тушенкой и жареными баклажанами. Кузьма задевал развешанное на кустах белье и спотыкался на консервных банках.

…Далеко через бушующий залив в сумрачном коридоре станции к телефону подошел Рудаков.

— Излагайте, — с непередаваемой, прямо-таки барской ленцой произнес Рудаков.

— У нас отказал мотор, Геша и еще человек на катере, их несет в открытое море и может перевернуть…

— Ты откуда звонишь?

— Их может перевернуть каждую минуту. Дай тревогу! Я доплыл…

Сказав это, Кузьма сел на стул, откинулся на жесткую, прямую спинку стула и закрыл глаза.

Его разбудили через полчаса.

Ему снились волны.

Глава седьмая

В море вышел Курбацкий на «старике» — так спасатели звали второй катер, более тяжелый, неповоротливый, с крытой палубой и маленькой каютой. Кузьму до спасательной станции подвезли на машине отдыхающие из кемпинга. Он закутался в боцманский бушлат и долго сидел не двигаясь. Потом пришел Рудаков. Начальник сразу послал его на вышку, и с высоты Игорь кричал, что он видит катера, что все идет нормально.

Как только суденышки показались в порту, Рудаков кубарем слетел по крутой лестнице с вышки и одним махом спустил на воду «туза», Курбацкий прыгнул к нему на заднюю банку, а Геша сходить на берег отказался. Рудаков недоброжелательно принял на борт парня в тигровых плавках и погреб к берегу. Кузьма, наблюдавший за всеми в окно, увидел, как старшина достал из бортового ящичка инструменты и, откинув люки, начал разбирать мотор. Лялин нашел чью-то огромную робу и комбинезон, натянул все это на себя и попросил Рудакова перевезти его на катер.

— Да будет тебе… — сказал Рудаков, — это Геша теперь не успокоится до вечера, а тебе-то там нечего делать. Давай лучше пообедаем.

— У тебя есть что-нибудь?

— Конечно. Я колбасы по дороге купил.

— Давай сюда.

Кузьма забрал сверток с обедом и шагнул в шлюпку.

— Перевезешь или нет?

— Ладно, черт с тобой, мерзни, — неохотно согласился Рудаков.

— А! Пожрать принес? Это хорошо… Это прекрасно. Ну-ка, подержи.

— В чем там дело? — спросил Кузьма.

— Если бы я знал, в чем тут дело, то я уже сидел бы в дежурке и пил пиво.

— А у тебя есть пиво?

— Оно у меня есть всегда, и ты мог бы удивляться, если б у меня его не было… — машинально бормотал старшина, не отрываясь от мотора. Его руки уже по локоть были вымазаны в отработанном масле, и от этого он немного странно покосился на бутерброды и снова склонился над мотором. — Подержи этот болт, хотя лучше не надо, не пачкай руки. Что за черт?!! Утром спросили бы меня, и я ответил бы, что скорее у меня самого будет инфаркт, чем заклинит поршень. И если учесть, что в этом двигателе подобная штука совершенно невозможна, то действительно на свете есть чудеса. «А ты твердишь, что на свете не бывает чудес. Чудес на свете много…» Вообще-то есть одна шутка… Но не думаю, что на станции мог кто-нибудь так пошутить… Не думаю… Совсем не думаю… На всякий случай, Кузьма, пошарь в бензобаке. У тебя рука тонкая, может, и пролезет.

Кузьма снял телогрейку и засучил рукава робы до самого плеча. Потом, свернув ладонь лодочкой, он осторожно просунул ее в бензобак.

— А здесь что-то есть…

— Тащи, только осторожнее.

— Рассыпается, — озабоченно сказал Кузьма.

— Ничего, ты хотя бы крупинку извлеки.

— Сейчас.