Иприт

— Сэр Тарзан, — сказал Монд, пожимая руку Пашки, — я к вашим услугам.

— Эй, негр, вина. Выпьем за химию.

…………………………………

— Выпьем за газы еще по кружке хереса, старый химик, — говорил Пашка утром Монду, — выпьем, мой углеводородистый.

— Херес, — ответил Монд, — очень сложная формула… я хотел бы чего-нибудь попроще… сельтерской, например…

— Скис, — сказал Словохотов, — эй, негр, ты спишь?

— Я никогда не сплю, товарищ, — ответил Хольтен. — Вы знаете новости? Индия сдалась, но главные силы мятежников в вагоне с хлористой известью на полу для нейтрализации действия иприта бежали в Гималаи и скрываются там. Говорят, русские дадут им оружие.

— Дай мне чего-нибудь простого, Хольтен, — попросил Пашка, — например, H₂O — на голову, я хочу заняться химией.

— Прекрасно, товарищ, только отдайте Рокамболя мне на руки; он уже полысел от пьянства.

ГЛАВА 15 Мы расскажем в этой главе о привычках солдат и об успехах Пашки. Здесь же действие продвинется дальше, и мы увидим — мир не умнеет от времени. МЕЖДУ РЕВОЛЮЦИЯМИ ВРЕМЯ ПРОХОДИТ ИНОГДА ДАРОМ, как каникулы

Словохотов дома был человек порядочный. Правда, на Биржу труда записался он садовником, специалистом по черным тюльпанам, чтобы получать пособие и никогда не получать место, но это он сделал только из-за увлечения Рокамболем.

В Лондоне же наш приятель совсем испортился. Не только он, но и его медведь были нарасхват. Они уже не ездили вместе, а заменяли друг друга и встречались только глубокой ночью. Словохотов замечал, что шерстью Рокамболя почему-то покрыта вся мебель в гостинице, но объяснял это летним временем.

Итак, мы видим снова наших друзей.

Словохотов сидит перед камином в глубоком кресле, на плечах его тигровая шкура, но он гол, и только лаковые ботинки блестят на его ногах.

В открытом чемодане рядом с ним лежит корреспонденция.

На диване стонет Рокамболь — его рвет с перепою в посуду, подставленную почтительным лакеем.

— Письмо от леди Оутон, — процедил Словохотов, — объяснение в любви; письмо леди Форстер — объяснение в любви; письмо от леди Брюмфильд — объяснение в любви; письмо от леди Лессолс… — дальше он не стал читать и продолжал сортировать письма прямо по цвету и запаху.

Но вот одно, Сусанны. В нем только: «За что вы меня позабыли?» За что?

— Не хватает!

Всего в день он получил 617 писем; из них 20 воззваний, 4 предложения от кинематографических контор и остальные — любовные.

А между тем поясница Пашки и так уже болела и, кроме того, имел ли он право так безгранично улучшать кровь гнилой аристократии Англии?

Но вдруг в стеклянный ящик для писем влетела газета.

— Экстренное прибавление, и толстое, вероятно, про меня, — сказал Словохотов и нехотя потянулся: он любил толстые газеты.

Ах, дорогой читатель, дорогой читатель, и никогда-то мы не познакомимся. Где ты? Кто ты? Что думаешь, когда читаешь, как прожил войну и революцию? Заметил ли ты, как спит солдат на войне? Я тебе скажу как, а ты проверь на знакомых.

Солдат спит, закрыв голову шинелью, и эта привычка остается у него на много лет. Солдат может и ноги оставить незакрытыми, а голову покроет непременно.

Почему это — я не знаю. Может быть, он привык спасаться от сора казармы и сырости окопа, или ему нужна духота, чтобы легче заснуть… на войне иногда трудно заснуть… не знаю, но я всегда отличу по способу спать окопного солдата.

Словохотов встал, чтобы взять газету и покрыть ею свое лицо.

Газеты в Англии большие, толстые, тяжелые. И поэтому в номере скоро стало тихо.

Спал, всхлипывая, Рокамболь, и перед огнем камина в лаковых башмаках на могучих ногах и с лицом, покрытым газетой, спал разметавшийся Пашка. У ног его лежали — в лице своих писем — покорные женщины Англии.

Четверть часа в номере было тихо.

Словохотову снилось, что он опять командир на миноноске, гонится он за белым крейсером, а миноноска не идет, сопят двигатели, как Рокамболи, а пару настоящего нет.

— Наддай пару! — И Пашка сам бежит к кочегару, толкает его в твердое, как ручка кресла, лицо и лопатой кидает уголь в топку, ровным слоем.

В топке пламя, в топке ад. Лицо горит. Пожар.

Пылающая на лице его газета разбудила наконец Пашку. Он вскочил и затоптал горящую бумагу. Только брови его обгорели.

Сном, оказывается, было то, что он снова командир красного миноносца.

А то, что он Тарзан, — не сон.

И экстренное прибавление не сон.

Посмотри вниз на обугленный растоптанный комок, один угол не сгорел.

Что такое?

— Рокамболь! — закричал Словохотов. — Братишка, революция в Китае. Желтые — сегодня красные. Полмира. Пой марсельезу, медвежий сын! — И Словохотов включился в городскую сеть радиогазеты.