iPhuck 10

Рядом соткалась из воздуха медсестра: белый унисекс-комбинезон, короткая многоцветная прическа, большущие глаза. Сверстница, все по последней эмпатической науке. Не медсестра, а реальная е-тянка.

– Что мне делать? – спросил Порфирий, внимательно ее разглядывая.

– Войди в Башню, – сказала е-тян, указывая на розовую пещеру. – Там будут ступени.

– Вверх или вниз?

– Я не знаю, – улыбнулась е-тян. – Это индивидуально и зависит от пациента. На самом деле ты путешествуешь по собственному мозгу. Вернее, по разным слоям своей психики. Резонатором для твоего опыта служит культурный архив человечества. Твои бессознательные умы сканируют этот архив, но в сознание в начале опыта ничего не проникает. Иди вперед. Или, если хочешь, назад. Куда сочтешь нужным.

– То есть вообще куда хочу?

– Куда угодно. Для успеха процедуры очень важно, чтобы ты делал именно то, что тебе хочется. То, что придет в голову и будет казаться интересным. Не запрещай себе ничего.

– Что я увижу?

– Двери. Много дверей.

– Они открываются?

Е-тян кивнула.

– Ты будешь испытывать смутные и не вполне понятные чувства, проходя мимо, – сказала она. – Некоторые двери вызовут у тебя желание побыстрее уйти. Другие – желание открыть их. Сделав это, ты впустишь спрятанное за ними в свое сознание. Можно сказать, включишь свет.

– А что там спрятано?

– Роршах-объекты.

– Что это?

– Как бы камертоны. Резонаторы. Голоса твоего бессознательного отразятся в них, усилятся и станут осмысленными звуками.

– А я увижу эти резонаторы?

– Только после того, как откроешь дверь. Но твои бессознательные умы будут видеть все с самого начала. Объекты, с которыми войдет в резонанс наибольшее их число, заинтересуют тебя сильнее всего.

– А сколько у меня таких бессознательных умов?

– Много, – улыбнулась е-тян. – Очень много. И это не они у тебя, а ты у них. Видно, что ты не слишком учил нейропсихологию.

– Какая ты умная, – ответил Порфирий, разглядывая ее. – У нас в гимназии нейропсихологии не было. Только ознакомительная лекция.

Е-тян засмеялась.

– Тогда у тебя не должно быть вообще никаких проблем с «Башней Роршаха», мой друг Порфирий. Иди.

Смерив ее глазами последний раз, Порфирий осторожно обогнул красный бугор, прошел по розовой лощине и шагнул в пещеру.

Вокруг сомкнулась теплая мгла. На миг стало темно, а потом он увидел узкую железную лестницу с перилами – неожиданно грубую, как в кочегарке допотопного корабля. Она вела вниз.

Шел он долго. Сильнее всего раздражало то, что вокруг не видно было стен, а внизу дна. Лестница меняла наклон, поворачивала то вправо, то влево. Иногда ступени исчезали, и она превращалась в дорожку. Потом ступени появлялись опять, и лестница загибалась вверх. Скоро голова Порфирия начала слегка кружиться. Единственным источником света были ступени и дорожка – их свечения хватало, чтобы идти не спотыкаясь.

Потом вокруг стало светлее, и Порфирий увидел двери.

Они оказались не такими, как он ожидал. Он почему-то решил, что это будут настоящие двери. Но они скорее походили на листья.

Как только Порфирий подумал, что двери похожи на древесные листья, они действительно превратились в листья – обычный эффект транскарниальной стимуляции. Теперь он видел их именно так. Некоторые плыли в черном воздухе. Другие, неподвижные и словно бы нанизанные на струны, гирляндами висели вокруг – будто он шел сквозь октябрьский лес.

Интереса эти листья не вызывали. В них было какое-то жухлое осеннее качество, и прикасаться к ним не хотелось. Долгое время Порфирий брел сквозь этот скучный листопад, а потом почувствовал волну тепла и увидел вдали светящийся лист, окруженный малиновой аурой. Он висел в стороне от его маршрута.

Сначала было непонятно, как туда добраться, но постепенно Порфирий догадался, что поворотами дорожки можно управлять, топая по ней: он как бы злился, а та как бы боялась – и ударами пяток, как двумя молотками, он сгибал ее в нужном направлении.

Малиновый лист оказался перед ним. Порфирий коснулся его пальцем – и сразу же очутился в пустой комнате с двумя экранами на противоположных стенах: словно одно кино собрались показать другому.

– Ширин Нишат, – сказал записанный голос, – «Turbulent-2». Америка, 2017 год. При жизни художницы работа не выставлялась по политическим причинам.

Стало темно. Экраны замерцали, и Порфирий увидел на одном из них растрепанную девочку с зеленой гитаркой-укулеле, а на другом – анимированную фотографию пожилого человека в очках, вокруг которого летали разноцветные бабочки.

Несколько бабочек протащили через второй экран ленту с надписью:

A poem from “Lolita” read by the author[7].

Надтреснутый дореволюционный голос стал читать длинное английское стихотворение, рассказывающее, как понял Порфирий, об утонченной и трагической любви экранного старца к маленькой девочке.

– Dying, dying, Lolita Haze
Of hate and remorse, I’m dying.
And again my hairy fist I raise,
And again I hear you crying[8].