ЙОЗЕФ ГЕББЕЛЬС. ОСОБЕННОСТИ НАЦИСТСКОГО ПИАРА

Именно во время существования Веймарской республики происходят огромные изменения в мировосприятии немцев. От размышлений на тему, как не умереть от голода в условиях безработицы и жесточайшего кризиса, население Германии переходит к осмыслению роли родной страны в мировой политике. Осмысляет оно, правда, не совсем само. Самые разные политические силы, самые талантливые ораторы пытаются доказать, что именно их схема развития фатерланда является единственно верной. На свою беду, страна пошла за самыми напористыми и самыми убедительными. Поддержка промышленных кругов, денежные вливания из самых разных источников, щедрые посулы и последовавшее за ними народное одобрение — и вот уже строится в Германии третья по счету империя. Но одновременно с ней растет структура, ничуть не уступавшая по степени могущества Третьему рейху, ее породившему. Речь идет о системе управления пропагандой. В этой своеобразной империи был свой правитель, тот, кто ее, собственно, создал и руководил ею до самого конца: человек, лично преданный фюреру, умный, нестандартно мыслящий, трудоголик, настоящий профессионал. Окажись он хоть немного менее профессиональным, и, возможно, судьба Германии сложилась бы несколько иначе. Но рейхсляйтер, имперский руководитель пропаганды, глава Имперского министерства просвещения и пропаганды, президент Имперской палаты культуры, государственный президент Берлина и, наконец, преемник Гитлера на посту имперского канцлера Йозеф Геббельс прекрасно знал свое дело.

Отношения будущего имперского министра с НСДАП и лично с Гитлером сложились далеко не сразу. Начнем с того, что Геббельс был изначально чужд национал–социалистическому движению по очень многим показателям. Маленького роста, темноволосый, с горящим взглядом умных темных глаз, хромой — результат перенесенного в детстве полиомиелита, — он, казалось, всем своим обликом взялся показать свою чужеродность движению, возводившему на пьедестал «истинных германцев». «Древний германец, высохший и охромевший от древности», «Мефистофель»[1] — вот лишь некоторые прозвища, которыми наградят его товарищи по партии. Современные историки не забудут присовокупить: «колченогий, тщедушный, большеголовый, с яркими признаками физического вырождения». Дни, когда ему надо было пройти перед выстроившимися воинами на им же самим организованных торжествах, становились днями его кошмара. Забегая вперед, следует сказать, что впоследствии, добившись высокого положения в партийной иерархии, Геббельс будет находить горькое удовлетворение в осознании своего интеллектуального превосходства над теми, кого он называл «изумительным человеческим материалом»[2].

Не лучше обстояли дела с военным прошлым. В движении национал–социализма очень многое, особенно поначалу, строилось на осознании принадлежности к фронтовому братству. Самым верным в идеологическом плане образом члена НСДАП был образ солдата, проливавшего свою кровь на фронте, в то время как демократы «наносили Германии удар в спину». Геббельс честно приходил на призывной пункт вместе с шестнадцати- и семнадцатилетними одноклассниками, желавшими пойти на фронт добровольцами. Окажись он участником этой войны, он получил бы полное право заявить: «Мне нравятся в качестве товарищей… простые, прямые, сильные люди… Все говорят мне "ты", и я всем говорю "ты", совсем как на поле битвы или в окопах… Именно это должен обрести наш фатерланд. Не все кругом равны, но все — братья»[3]. На призывном пункте его признали негодным к военной службе в связи с увечьем.

Образовательный уровень, благодаря которому Геббельс выгодно отличался от товарищей по партии, казалось, тоже должен был сослужить ему плохую службу. Докторская степень могла стать серьезной помехой в партии, где зачастую ставился знак равенства между понятиями «интеллектуал» и «еврей». Постоянную рефлексию, одолевавшую Геббельса и, возможно, являвшуюся следствием всех вышеперечисленных факторов, тоже смело можно отнести к тем признакам, которые теоретически должны были отдалить его от НСДАП. Действительно, для товарищей по партии, привыкших действовать, а не рефлексировать, он так и не смог стать своим: