– В солдатском хорошего тоже было мало, – рассказывала Томка, – относились по-хамски, но, по крайней мере, специально не изуверствовали, не измывались, как господа офицеры над Люськой.
Как-то раз эти девчонки демонстрировали своим подружкам в интернате кое-что из приобретенных в борделе умений – а именно танцы на столе в одних чулках. Чуткое ухо Нины, да к тому же натренированное угрозой попасть под холодный душ на краткосрочных курсах, уловило за дверью подозрительный шорох. Когда она резко рванула дверь на себя, в комнату чуть не упал мальчишка, приникший к замочной скважине.
– Вилька?! Это опять ты, зараза! Ну, ты сейчас получишь!
Слова у нее не расходились с делом, и Вилька огреб по полной программе.
– Во, ребята, наша Нинка дает! – восхищенно присвистнул кто-то из мальчишек, появившихся в коридоре.
– Да уж, – поддержал другой. – Нина у нас прямо атомная бомба. Только тронь – взорвется и всех снесет!
С тех пор и прилепилась к ней в школе кличка «Нина – атомная бомба».
Вскоре после стычки с Вилькой в интернате появился его отец. Несмотря на его грозно нахмуренные мохнатые брови и погоны, где было на одну звездочку больше, чем у ее отца, Нина в ответ на предъявленные претензии тут же перешла в наступление:
– А вам известно, чем тут ваш сын развлекается? Лучше бы с ним провели воспитательную работу, а мне мораль читать не надо! Отлупила я его за дело, и надо будет – еще отлуплю.
И она доходчиво рассказала важному генералу обо всех подвигах его сыночка.
Не следует думать, что учебе Нина вообще не уделяла никакого внимания. Но ее быстро закрутили дела ZWM, особенно когда в апреле, по достижении четырнадцатилетия, она и формально вступила в эту организацию. Агитация за проводимые в стране реформы отнимала немало времени, нередко оканчиваясь драками с группами харцеров, которые находились под патронажем правых партий или католической церкви. Кроме того, когда ее товарищи по дельнице увидели, как она стреляет в тире из пистолета, ее без разговоров включили в состав боевки. Так что теперь она и в боевых выходах (облавы на бандитов, выезды по тревоге при бандитских нападениях) тоже участвовала, будучи в боевке единственной девчонкой и единственной, у кого за плечами не было опыта партизанской борьбы и череды схваток с бандами или отрядами вооруженного подполья. Остальные в большинстве своем прошли во время войны через партизанские отряды или подпольные боевые группы или, по крайней мере, уже успели навоеваться за послевоенный год.
Строго говоря, это была не боевка – просто по подпольной привычке так называли отряд «Добровольного резерва гражданской милиции» – ORMO (Ochotnicza Rezerwa Milicji Obywatelskiej).
Поэтому училась девочка, мягко говоря, не совсем регулярно, хотя учиться ей нравилось. Польскую литературу она изучала сама, начав с Адама Мицкевича, а русскую литературу в школе преподавал пожилой русский эмигрант.
Люся Хвалей после нескольких дней знакомства с новой подругой поведала ей, разумеется, под страшным секретом:
– Знаешь, а о нашем учителе литературы такой слух ходит! Что он «из бывших» и чуть ли не из графьев, представляешь?
Нина, которая сама не так уж давно узнала любопытные факты о своей родословной, к дворянскому происхождению учителя отнеслась равнодушно. То, что он может быть «из графьев», ее нисколько не взволновало, к немалому удивлению Люси.
Насколько хорошо этот наставник юношества владел школьной программой, судить не берусь, но классику XIX века и поэзию «серебряного века» любил и знал очень хорошо. Именно с его легкой руки Нина пристрастилась к поэзии Лермонтова. Но прочие писатели и поэты из школьной программы, особенно советского периода, не пользовались симпатиями старого эмигранта. Маяковского, например, учитель охарактеризовал очень лаконично:
– Что о нем говорить? Мальчишка! Хулиган! Небесталанный, конечно, но – хулиган!
По сравнению с большей частью других учащихся этой школы, над которыми существовал хотя бы какой-то родительский контроль, Нина пользовалась гораздо большей свободой. Она не просиживала все время в стенах интерната, лишь изредка выходя на прогулки поблизости от него или отправляясь повидаться с родителями, подобно другим школьникам, а вполне самостоятельно знакомилась с жизнью польской столицы. Довольно быстро ей полюбились прогулки в Лазенковском парке, который располагался совсем недалеко от школы, прямо за аллеями Уяздовскими. Красивый парк быстро возвращал себе прежнее ухоженное состояние и радовал расчетливо подобранным разнообразием пород деревьев и кустарника, красивыми аллеями, каналами и романтическими мостиками. Гулять она предпочитала не одна, а вместе с друзьями и подружками по дельнице ЗедВуЭм, ибо прогулки в одиночку по тогдашней Варшаве могли быть чреваты неприятными последствиями. Война подняла с людского дна много всякой мути, и отребье разного рода населяло Варшавские развалины.