– Сама же видишь, кто кого пока бьет, – ответил Яков. – Да погляди на бойцов, которых мы готовим, – разве умеют они как следует воевать? Стрелять из винтовки еле-еле научились – и на фронт… – он задумался и замолчал.
Девочка еще не могла в полной мере оценить – хорошо подготовлены красноармейцы или не очень, но словам отца она привыкла верить. И поэтому с удвоенным вниманием старалась вникать во все тонкости воинского дела, которые были доступны девятилетней девчонке. Если уж драться с фашистами, то как следует!
Лишь один раз выдержка отца была поколеблена. В конце января пришло сообщение о том, что Анна ранена под Москвой и лежит в госпитале. Когда один из командиров, вернувшихся из поездки в Ташкент, привез с собой письмо, лицо Якова при взгляде на листок бумаги перекосила мгновенная судорога, а костяшки пальцев на сжатых до боли кулаках побелели. Нина еще не очень хорошо представляла себе, что это такое – валяться в госпитале с тяжелым ранением. Главное, что мама была жива, а остальное образуется.
Это известие еще больше укрепило в ней желание бить фашистов, и каждый день пребывания в военных лагерях девочка пыталась провести с пользой для себя. Папа был рядом с ней, и она старалась во всем брать с него пример, неизменно сопровождая его во всех делах. Она стремилась разобраться даже в премудростях штабной работы, то и дело приставая к Якову с расспросами, что означают те или иные значки на картах и почему синие и красные стрелы тянутся именно сюда, а не туда.
3. Тыловые будни
Все хорошее имеет свойство кончаться, вот и для Нины наступил конец совместной с папой жизни в лагерях. Сразу после дня Красной Армии Яков Францевич увозит ее в Ташкент, а сам начинает готовиться к проверке дивизии комиссией Военного Совета САВО. Давно ожидаемый им момент, наконец, подошел: в случае успешного прохождения проверки всю дивизию должны были направить в действующую армию.
Почти сразу после возвращения Нины в Ташкент домой привезли и мать. Анна Коновалова была тяжело ранена в декабрьских боях под Москвой – у нее был поврежден осколком позвоночник. Больше двух месяцев провела она по госпиталям, выжила и даже могла немного двигаться, но большего врачи сделать уже не могли.
Только Анна сдаваться не привыкла. Не сломило ее и тяжелое увечье. Знакомый мастер изготовил для нее деревянное инвалидное кресло на велосипедных колесах. Невзрачное, не очень удобное, тяжелое, но позволяющее передвигаться самостоятельно. Положив на сиденье подушку – иначе нахождение в кресле быстро превращалось в пытку – она его быстро освоила. Не обращая внимания на боль, которая через несколько часов пребывания в кресле становилась невыносимой и от которой Аня порой теряла сознание, она, сцепив зубы, занялась любимым делом. При дефиците квалифицированных строителей ее без разговоров поставили заниматься возведением цехов для эвакуированного в Ташкент «Ростсельмаша».
Такая нагрузка для изувеченного организма оказалась на грани физических возможностей, Елизавета Климовна приходила в ужас, видя в каком состоянии дочь возвращается с работы, однако другого выхода они не видели. Помимо неуемного характера, к работе Анну понукала и нарастающая проблема голода – командирская пенсия инвалида войны в условиях карточного снабжения и многократного роста рыночных цен имела очень малое значение. Специальных фондов для снабжения инвалидов войны не выделялось. А на производстве была возможность пользоваться столовой для инженерно-технического персонала, куда поступали продукты из подсобного хозяйства завода.
Времени и сил на воспитание Нины у нее почти совсем не оставалось, но не случайно считается, что лучший способ – это принцип «делай как я». Девочке было с кого брать пример, было кем гордиться и, чего уж там, кем хвастаться перед ровесниками и знакомыми. Но ответственность теперь она ощутила нешуточную. Желание немедленно попасть на фронт, сражаться с фашистами, не исчезло, но отступило куда-то на второй план перед необходимостью стать помощницей и поддержкой для искалеченной мамы.