Йот Эр. Том 1

К некоторому облегчению Нины, опытный официант, сообразив, что молоденькая девочка не ориентируется в меню, взял инициативу на себя. Он сам выбирал и подавал ей подходящие блюда, пододвигая под руку полагающиеся по обеденному этикету столовые приборы. Девочка, не понимая, что это за блюда, предпочитала лишь лениво ковыряться в них – да и аппетит, и так почти отсутствующий из-за последствий пеллагры, вовсе улетучился от переживаний. Но и при этом светский бенефис не обошелся без некоторых недоразумений. Вычурной формы пирожок с мясом, полагавшийся к первому блюду, девочка приняла за кондитерское изделие. А поданный в качестве первого польский борщок – прозрачный, красивого малинового цвета, в хрустальном бокале – за фруктовый сок и, отхлебнув из бокала, была весьма ошарашена неожиданным вкусом этого напитка.

2. Пистолет, шпага, автомобиль…

По окончании приема Нина чувствовала себя так, как будто весь вечер таскала на себе тяжеленные мешки. А еще предстояло сдавать полученный на вечер реквизит – вечернее платье, драгоценности и все прочие аксессуары. В холле рядом с гостиничным номером отца, куда они зашли после посещения ресторана – ведь надо же было и поужинать, ибо после того, как схлынуло нервное напряжение, девочка все-таки почувствовала голод, – их ждали. Посетителем оказался немолодой, но крепкий и подтянутый бригадный генерал.

– Знакомься, Янка, – отец назвал дочку польским именем, – это Яцек.

Генерал учтиво поклонился, и его губы тронула едва заметная, но очень обаятельная улыбка. Все трое прошли в номер, и там Яцек (девочка так и не узнала, настоящее ли это имя, не говоря уже о фамилии генерала) передал отцу небольшую коробочку.

– Янка! – подозвал ее Речницкий. – Замени патроны в пистолете и запасном магазине на свежие!

– А старые сдай, пожалуйста, мне, – на чистом русском языке, все с той же обаятельной полуулыбкой промолвил Яцек.

Пока девочка возилась с оружием и боеприпасами, Якуб поинтересовался у своего гостя:

– Ну, как у вас там дела, в Генеральном Штабе? Корчиц вас не заездил? Стеца и Кундеревич еще от него не стонут?

– А то ты Корчица не знаешь! – хохотнул Яцек. – Сам же у него под началом служил. Он, конечно, мужик вредный, власть показать любит, да и с зеленым змием слишком крепко дружен, так что вся его работа валится на нас. Но специально он никого со свету не сживает, так что перетерпим как-нибудь.

Тем временем Нина закончила набивать магазины новыми патронами, и, сложив остаток старых в коробочку, положила ее на стол перед Яцеком.

– Все, дочка, давай быстренько в интернат! – махнул на нее рукой Якуб. – Время уже позднее. Наш Янек тебя подбросит на машине.

Подошел к концу май, отцвели варшавские каштаны и сирень, закончились занятия в школе-интернате, и Янка (которая уже привыкла зваться этим польским именем, равно как и Ниной) перебралась к отцу в Краков. Первый день пребывания под крышей родительского дома ознаменовался небольшим скандалом: Янка-младшая, у которой вдруг образовалось значительно больше свободного времени, чем было до этого, вознамерилась разрешить одну загадку. Девичьему любопытству не давал покоя вопрос – как же устроены необыкновенные пули в патронах для ее пистолета?

Раздобыв у Казика с Янеком в гараже кое-какие инструменты, она принялась старательно раскурочивать один из патронов, выщелкнув его из запасного магазина. Сначала она при помощи двух плоскогубцев вытащила пулю из гильзы, а затем, используя те же плоскогубцы, с силой сдавила саму пулю. Медная оболочка пули разошлась по едва заметным швам, раскрывшись на кончике заостренными лепестками, а из щелей между этими лепестками высыпалось небольшое количество мелких кристалликов. В этом момент в комнату, где она орудовала, вошел Якуб:

– Ты с ума сошла! – заорал он. – На тот свет оправиться хочешь?!

Оттащив дочку от стола, генерал стал осторожно ликвидировать результаты ее художеств, не переставая громко ворчать:

– Ты что, дура любопытная, совсем ничего не соображаешь? Это же сильнейший яд мгновенного действия, мать твою…! Если что – уже не откачают!

Наконец, выкинув пулю, завернутую в кусок газетки, в унитаз, и несколько раз вымыв стол с мылом, он успокоился. Ругнув себя мысленно за то, что пренебрег непреложной армейской истиной, гласящей: «Солдат должен быть занят так, чтобы никакие дурные мысли в голову не лезли», – он применил ее и к Нине.

С раннего утра – подъем. Поскольку же девочка крайне не любила рано вставать, то подъем генерал устраивал с рапирой в руке. Хочешь – не хочешь, а ей тоже приходилось браться за шпагу и получать урок фехтования. Фехтовать у Нины получалось, прямо скажем, неважно – несмотря на хорошую реакцию и подвижность, она имела довольно слабые плечи и слабую кисть, так что отец легко выбивал у нее оружие из рук. Ну, а его попытки приучить дочь фехтовать на саблях окончились и вовсе ничем: если поднять саблю она могла, то уж управляться с нею как следует – силы уже не хватало.