Впрочем, когда Брежнев начинал вести себя вполне адекватно, между ними разгорались споры. Брежнева возмущали антисоветская кампания в югославской печати и спекуляции на тему о возможном советском нападении на Югославию. Из последних сил он снова (в который уже раз за последние годы!) довольно резко сказал Тито: «Как Верховный главнокомандующий я официально заявляю, что нет никаких, ни учебных, ни реальных, планов нападения на Югославию». Тито сделал вид, что на этот раз уж точно поверил ему.
Не обошлось и без «обязательного номера» программы. Для югославского лидера была организована «царская охота» в подмосковном охотничьем хозяйстве Завидово: Брежнев и Тито стреляли оленей и кабанов. Тито получил в подарок ружья, инкрустированные драгоценными камнями. Потом, во время очередного застолья, гость и хозяин говорили и о положении в коммунистическом движении. Москву тогда очень беспокоило сближение Тито с «еврокоммунистами». «Ну что ты, Иосиф (Брежнев называл Тито именно так. —
В государственных делах Тито встретил свой официальный день рождения: 25 мая 1979 года ему исполнилось 87 лет. Все было, как обычно: праздничные выпуски газет, песни, стихи. Утром — поздравления от соратников и пионеров, которые тоже спели ему песни о нем самом. Вечером — торжества по случаю Дня молодости на стадионе ЮНА. Тито видел церемонию празднования своего дня рождения последний раз в жизни.
Эхо праздничных торжеств еще катилось по всей Югославии, а Тито снова отправился в путешествие. 28 мая он поехал в Алжир. Затем — в Ливию. Потом посетил Мальту. После Мальты он почувствовал себя уставшим. «Все. Больше никуда не поеду. Надоело мне все», — заявил он. Но эта минута слабости быстро прошла.
14 августа Тито дал большое интервью газете «Борба» — одно из последних в своей жизни. Разговор шел в основном о проблемах движения неприсоединения[787]. Тито был единственным из основателей неприсоединения, кто еще оставался в живых, и ситуация, сложившаяся с его детищем, тревожила его. Все больше амбиций и претензий на лидерство в движении заявлял Фидель Кастро. Тито опасался, что если не-присоединившиеся страны поддержат Кастро, то со временем движение превратится в сателлит Москвы и потеряет свой авторитет «третьей силы» в мире.
Опасение за судьбу движения было так велико, что Тито в конце августа 1979 года, вопреки запрету врачей, полетел в Гавану, где должна была открыться VI Конференция глав государств и правительств неприсоединившихся стран.
Конференция прошла в острых дискуссиях между приверженцами двух линий. Кастро требовал осудить Китай — за его интервенцию во Вьетнам. Однако Тито настаивал на том, чтобы движение осталось нейтральным. У него в этом вопросе были и личные интересы: Югославии только-только удалось нормализовать отношения с Китаем.
В тот же день, когда Тито прилетел на Кубу, его посетил Кастро. Разговор между ними продолжался долго, но к единому мнению они так и не пришли. Разногласия между ними проявлялись и в ходе заседаний. Например, Кастро предложил исключить Египет из движения неприсоединения за то, что он заключил мирный договор с Израилем. Когда об этом узнал Тито, была уже глубокая ночь, но он сразу же приехал на заседание и попросил слова. Кастро сказал, что перед ним записаны еще 13 человек. Но все вдруг стали уступать Тито свою очередь. Югославский президент взял слово и повернулся к Кастро: «Ты хочешь уничтожить Неприсоединение. Египет — один из основателей движения, это суверенная страна, и она имеет право заключать договоры с кем угодно. Если эта конференция закончится без заключительного документа, я в следующем году соберу конференцию в Белграде, но тебя там уже не будет!» Тито аплодировали почти 15 минут. Кастро был вынужден уступить — Египет остался членом движения неприсоединения.
На следующее утро началось пленарное заседание, и на нем президент Гвинеи Секу Туре больше 20 минут говорил об «огромной роли президента Тито в деле неприсоединения». Когда он закончил свою речь, со своих мест встали все 110 глав государств и правительств и устроили Тито получасовую овацию. «Было впечатление, будто все происходит на нашем партийном съезде», — вспоминал один из членов югославской делегации[788]. Кастро аплодировал вместе со всеми. Несмотря на их разногласия, он уважал Тито и отдавал ему должное.