Иосиф Сталин. Последняя загадка

Самый популярный в стране журнал «Огонек» в передовой статье «Бдительность и еще раз бдительность», перечислив еврейские имена арестованных врачей, назвал их «извергами человеческого рода». И всюду фигурировала зловещая сионистская организация «Джойнт», «за широкими спинами русских ротозеев» вербовавшая советских людей и дававшая приказы убивать.

В эти январские дни пресса напоминала листки антисемитского «Союза Русского народа» времен нашей с Кобой юности. Только то были жалкие листовки, а это – официальная печать государства Маркса–Ленина, основанного радикалами-интернационалистами. Впрочем, почти все основатели этого государства давно лежали в «могиле невостребованных прахов» Донского монастыря. И во всех этих погромных статьях я ясно слышал знакомый голос. Книги, которыми зачитывалась чернь нашей молодости, – все эти «Протоколы сионских мудрецов», многочисленные антисемитские издания – отлично сохранились в цепкой памяти моего друга. Коба мастерил вдохновенный роман о «разветвленном мировом еврейском заговоре, использующем в своих кровавых целях людей самой гуманной профессии в мире».

Он вызвал на дачу Хрущева. Пили чай. Коба заботливо положил сахар в чашку гостя.

– Я без сахара пью.

– Врешь, ты известный сладкоежка. Кстати, все хочу тебя спросить. Ты – секретарь московского горкома партии, товарищ Хрущев… я не ошибся?

Хрущев понял: сейчас начнется разнос за что-то. Он побледнел.

– Да, Иосиф Виссарионович.

– Тогда почему не поддерживаешь новый почин московских рабочих? Эти молодые товарищи рвутся взять дубинки. И предлагают: когда закончится рабочий день, отдубасить как следует этими дубинками евреев.

Хрущев опешил, и я с ним.

– Я, честно говоря, не слышал, – пробормотал бедный Хрущев.

– Твое дело, Никита, не слушать массы, а опережать массы. Вести их за собой. Так нас, старых большевиков, учил Ильич. Руководитель должен иметь орлиные очи, видеть то, что еще только будет. Иди, думай. И предложи на Бюро план этого мероприятия.

Когда Хрущев ушел, он сказал:

– Этот тоже с гнильцой… и к тому же не понимает жидов. У сиониста, шпиона, но неплохого писателя Бабеля есть такой эпизод. Комиссар выступает на селе и бросает лозунг: «Да здравствует мировая Революция!» А ему из толпы отвечают: «Не может того быть, чтоб случилась мировая». – «Почему?» – «Жидов не хватит».

Я засмеялся, он мрачно посмотрел на меня.

– Плакать надо, а не смеяться. Всегда и всюду, где появляются они, начинаются бунт и печаль. Как правильно жило человечество. Языческие боги были так похожи на нас, ничто человеческое было им не чуждо. Человеческое – значит, звериное. Кровь, победа над противником, месть, много баб… Все радости истинного мужика считались достоинствами. Но вот евреи открыли понятие «грех». Появился Бог, который стал наказывать за грехи. И придумал заповеди, невозможные для человека. Нагие Адам и Ева, преспокойно ебавшиеся с другими Адамами и Евами, сильный Каин, пристукнувший никчемного слабого брата, узнали, что свершают грех… А потом еврейка родила еще одного Бога, и тот потребовал совсем невозможное: он мне по морде, а я ему подставляю другую щеку.

Он говорил, а я вспоминал мальчика Сосо и его вопросы к моей бабке. Вот уж действительно: «каков в колыбельке, таков и в могилке».

Он все так же мрачно глядел на меня.

– Ну ладно, уходи, я устал.

Я понял: он решил!

Вскоре обозначились масштабы решения.

В эти дни жена пришла с потерянным лицом. Выяснилось, что управдом в доме ее сестры (та недавно переехала в Москву) сообщил сестре по величайшему секрету: началось. Разослано распоряжение управляющим домами «составить списки евреев, проживающих во вверенных им домах». Он не имел права этого говорить под страхом расстрела. Но рассказал сестре, потому что он – родственник Кости (мужа сестры).

– В списке их дома есть фамилия Зины, – (сестры). – Это значит, что в списке нашего дома – моя! И когда же это все кончится? Когда он насытиться кровью? – Она заплакала.

Я, знавший своего друга лучше всех в мире, должен был бы ей ответить: «Никогда!»

Но вместо этого я обнял ее и сказал:

– У меня есть крепкая надежда… на Самсона!

Она с изумлением посмотрела на меня. Вместо объяснения я поцеловал ее. Как положено хорошей грузинской жене, она больше не задавала вопросов.

Мой агент в Париже – французский коммунист-еврей – прислал короткое сообщение, что со страной антисемитизма ничего общего иметь не хочет. Замолчали три моих агента в Америке.

На Лубянке я узнал, что «инициативная группа евреев» собралась в редакции «Правды» и «пишет письмо Сталину». Сейчас там лихорадочно собирают наших самых знаменитых евреев – подписывать это письмо. Представить себе, что в эти опасные дни в помещении главной газеты страны кто-то что-то делает самостоятельно, я не мог… Следовательно, это письмо приказал писать Коба. И главные мысли в письме, конечно, принадлежат ему.

Я решил срочно узнать, что в письме. Я не мог в третий раз потерять жену!

Поехал в «Правду», благо там в международном отделе работал журналист, являвшийся нашим сотрудником.