Его хороший знакомый князь Х. (мой давний агент в Париже) посоветовал ему выйти на князя Д., у которого будто бы были дела с «Трестом». Так состоялась моя встреча с Савинковым в парижском кафе «Ротонда», где при царе собиралась большевистская эмиграция, а теперь, при большевиках, эсеро-белогвардейская.
Я рассказал Савинкову, что по семейным обстоятельствам мне пришлось нелегально бывать в СССР. Причем дважды я пересекал границу при помощи людей из «Треста». Однако умелая легкость, с которой они это делали, внушает мне большие подозрения… Это или действительно мощнейшая подпольная организация, или мощнейшая гигантская провокация. И пока это не станет окончательно ясным, я посоветовал Савинкову оставить столь опасное предприятие.
Излишне говорить, что моя осторожность его только раззадорила. В Россию потянулись эмиссары Савинкова проверить сведения о «Тресте»… Первого, Ш., мы арестовали. Как и предполагалось, он согласился сотрудничать с нами. Ему продиктовали нужные письма, которые он отослал Савинкову. Следующего савинковского посланца (кажется, по фамилии Фомичев, но лучше проверить) представитель «Треста» долго возил по «нелегальным квартирам». Он встречался с настоящим членом Всероссийского центрального исполнительного комитета, причем в помещении ВЦИК. Было решено дать этому Фомичеву возможность благополучно вернуться во Францию. Накануне отъезда в Париж в ресторане «Метрополь» ему устроили встречу с первым эмиссаром Ш. Надо сказать, что Ш. сыграл свою роль с большим энтузиазмом. Он был весел, много шутил, рассказал, что приготовил отличные нелегальные квартиры для шефа в обеих столицах. Короче, старательно зарабатывал право на жизнь.
Но благополучнейший рассказ вернувшегося эмиссара почему-то встревожил Савинкова. Видно, чутье старого террориста подсказывало, что все излишне идиллично! И он послал своего ближайшего помощника, полковника Павловского, для последней проверки. Мы повторили операцию с Ш. — арестовали Павловского. С ним пришлось повозиться. Но в конце концов и он в обмен на жизнь согласился сотрудничать. Впрочем, здесь присутствовал не только страх смерти. Это было все то же: жизнь на чужбине опостылела… Короче, он написал Савинкову письмо о том, что нелегальная квартира действительно готова и они с Ш. будут ждать его на границе, где у «Треста» есть безопасное «окно».
Но Савинков по-прежнему колебался.
И тогда в Париж вернулся я. Дело в том, что при Савинкове у меня состояла сладкая парочка агентов — муж и жена. Муж — его сподвижник по террору (убивавший когда-то Гапона), а жена… У Савинкова была особенность — он влюблялся в жен своих друзей и, как правило, жил с ними. Теперь он жил с этой красоткой. Мужа она не бросила, но их союз стал теперь идейным. Оба задыхались в эмиграции, зверели от речей парижских монархистов. Завербовал я их довольно легко — обещал возвращение на родину и хорошую работу там, если сумеют все это заслужить здесь.
Для начала приказал окончательно склонить Савинкова к поездке в СССР и вместе с ним перейти границу. Это должно было стать их индульгенцией по возвращении в СССР.
Сперва она отказалась. Пришлось угрожать обнародованием нашей с ними связи. К тому же я пообещал ей: если арестованный Савинков признает советскую власть, его помилуют — ведь он великий революционер. И они втроем, припеваючи, заживут на родине… Вынудил согласиться.
Вскоре дело было сделано: моя сладкая парочка уговорила его. Савинков решился. Вместе с этой «святой троицей» границу должен был переходить я.
Но мне следовало сохранить лицо после их будущего ареста. И я, князь Д., в присутствии нескольких наших общих знакомых в кафе «Ротонда» продолжил отговаривать Савинкова от поездки.
Я хорошо изучил его характер. Он был непреклонен, если что-то решил. Как и я… когда-то. Он, как и следовало, назвал меня трусом и предложил мне выйти из игры. И тогда, «скрепя сердце», я согласился отправиться с ними.
В СССР переходили вчетвером через «окно» на польско-советской границе.
И когда переходили, началась стрельба. Я упал «раненый», их троих взяли. По дороге представление продолжилось: конвоиры остановились на ночлег с арестованными в приготовленной нами избе, сотрудник ОГПУ сыграл роль представителя «Треста»… Он «тайно» передал Савинкову бумагу и карандаш. Сообщил, что я ранен, но сумел бежать, что наш провал есть результат предательства одного из людей «Треста». Он взялся переправить письмо Савинкова в Париж. Савинков написал письмо ко мне, сообщил о своем пленении и пожелал мне удачи, коли я остался жив.
Теперь я мог действовать дальше. Я вернулся в Париж с рукой на перевязи и рассказом о несчастном Савинкове. Сказал, что по-прежнему не верю в «Трест», хотя они клянутся спасти Савинкову жизнь.
В это время арестованного Савинкова уже везли в Москву…
Его доставили на Лубянку. С первых дней ареста в игру вступил отец «Треста» Менжинский. Он был знаком с Савинковым в царские времена.