Трудно сказать, верил ли Сталин в неизбежность конфликта США и Западной Европы. Вполне возможно, что он более трезво оценивал ситуацию, чем в предназначенных для целей пропаганды статьях и выступлениях. И не мог не понимать, что надежды на мировое господство, лелеемые в 1939–1941 годах, оказались несбыточными. Теперь надеяться на успех в войне с США можно было только в случае достижения подавляющего превосходства в сфере ядерных вооружений. А в начале 50-х годов Советскому Союзу было неизмеримо далеко не только до этой, как показал опыт истории, принципиально недостижимой цели, но и до простого паритета с Америкой. Поэтому в действительности в последние годы жизни для Сталина главным практическим тезисом стало положение о двух лагерях и двух экономических системах в мире. Таким образом он обосновывал необходимость изоляции «социалистического лагеря» от «капиталистического окружения», ибо только в этих условиях рассчитывал надежно сохранить свою абсолютную власть. СССР и его союзники добровольно оказались в своего рода экономическом, интеллектуальном и культурном гетто, где все успехи и достижения измерялись по своей собственной шкале, без какого-либо сравнения с тем, что происходит в остальном мире. Отсюда – борьба с «космополитизмом», «низкопоклонством перед Западом», идиотический «спор о русском приоритете» во всех областях знания.
Сталин настаивал на том, что основной экономический закон капитализма – это «обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения данной страны, путем закабаления и систематического ограбления народов других стран, особенно отсталых стран, наконец, путем войн и милитаризации народного хозяйства, используемых для обеспечения наивысших прибылей».
Этот тезис носил чисто пропагандистский характер и содержал в себе очевидное логическое противоречие. Ведь Сталин признавал капиталистическое производство товарным. Следовательно, увеличение прибыли в таком производстве неизбежно требует платежеспособного роста, а какой же платежеспособный спрос может быть у нищающего населения!
Кое-какие суждения Сталина о капитализме по своей наивности вообще лежат за гранью здравого смысла и скорее являются следствием невежества, чем пропагандистского расчета. Чего стоит, например, мысль о том, что «капиталисты выступают как реакционеры в области развития новой техники и переходят нередко на ручной труд… капитализм стоит за новую технику, когда она сулит ему наибольшие прибыли. Капитализм стоит против новой техники и за переход на ручной труд, когда новая техника не сулит больше наибольших прибылей».
На самом деле после Второй мировой войны практически все современные технологии Советский Союз покупал или крал у Запада. Кстати, из этих технологий лишь 1–2 % относились к военной сфере, что опровергает слова Сталина об ускоренной милитаризации экономики при капитализме. Как раз в СССР военные технологии развивались в первую очередь, и те высокие технологии, которые достались России в наследство от Советского Союза, – это почти исключительно технологии военного или, в лучшем случае, – двойного, военного и гражданского назначения. При Сталине основные силы были брошены на создание ядерного, термоядерного и ракетного оружия. Фактически он наделял капитализм теми пороками, которые в действительности были присущи социализму.
Основным же законом социализма Сталин считал «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники». Это тоже была чистой воды пропаганда. Сталин лучше чем кто-либо другой знал, что почти все сельское население и значительная часть городского живут в нищете, что даже уровень жизни в побежденной Германии для советских граждан остается неосуществимой мечтой. И сам же требовал направлять основные средства в военно-промышленный комплекс, а отнюдь не на всестороннее удовлетворение «материальных и культурных потребностей». Если социалистическая экономика и росла, то только за счет развития тяжелой промышленности, ориентированной в основном на нужды обороны. А легкая промышленность и сельское хозяйство оставались в состоянии перманентного упадка.
23 декабря 1946 года Сталин в беседе с партийными идеологами заметил: «Марксизм – это религия класса. Хочешь иметь дело с марксизмом, имей одновременно дело с классами, с массой…» Для него марксизм уподобился новому христианству, в которое должны были непременно верить массы (отступничество каралось сурово и беспощадно). Но в марксизм, похоже, верил и сам Сталин – как в средство достижения и сохранения абсолютной власти.