Плачет навзрыд медсестра. Плачет секретарша, Надежда Кудрявцева. Сморкаются в платки присутствующие. Грозой врывается из коридора Филипп Медведь. Взъерошенный, отвратительный людоед с отвисшей челюстью, красногубый, бровастый.
— Что вы тут натворили!! — орет. — Черт! — Он вдруг осекся, засипел.
Звонок… СТАЛИН! Подходит трясущийся Чудов:
— Да… Киров… Сергей Миронович… Убит… Врачи здесь… Профессор…
Сталин требует к телефону Джанелидзе. Профессор сначала говорит по-русски, потом по-грузински. Кивает головой:
— Да… да… Случилось… Товарищ Сталин…
А через час уже весь погруженный в зимние сумерки Ленинград знал о случившемся. Напоминал взворошенный муравейник. Остановились трамваи, из них вываливались возбужденные толпы. Возникали еще стихийные митинги. Всюду ропот, ропот, шевеление толпы и одно слово, без конца повторяемое: Киров… Киров… Киров! Да, Россия умеет скорбеть и умеет воистину иному сочувствовать… Пусть она даже и паршивая, подлая, радостная как бы скорбь! Ну вот! Правда! Орудуют враги! Даже Кирова убили! Кого теперь? И в Ленина стреляли. И опять трясли то ли расстрелянную, то ли
Сталин с побледневшим лицом слушал телефон из Смольного. На пороге кабинета, забыв о докладе, неустанно торчал Поскребышев.
— Ждат… камысыю… Тэло Кырова… в болныцу. Вэздэ ввэсты чрэзвичайное положение. Смольный окружить войсками НКВД. Провэрить улыцы, крыщи, чэрдаки… Всо!
Трубка красного телефона, не положенная на рычаг, издавала томительно стонущий зуммер. Сталин раздраженно хлопнул по рычагу. Стоявшему по стойке «смирно» Поскребышеву:
— Ко мнэ… Ягоду… Эжева, Молотова, Ворошилова… Жьданова…
Через час уже было готово написанное Сталиным и Молотовым положение о борьбе с терроризмом, давшее страшную власть людям, не умевшим и
Ночью 2 декабря, ближе к утру, правительственный спецпоезд из трех вагонов летел по охраняемой линии. В поезде были Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов, Ежов, Поскребышев, Вышинский и — Валечка Истрина, с которой вождь теперь не расставался.
Сталин ехал в третьем вагоне, всю ночь не спал, пил крепкий чай, читал и делал пометки в своей записной книжке — ее он носил теперь в левом кармане френча. А под френчем на Сталине была надета броневая защита. Не так давно доставили из Америки. Сталин на даче примерил «кольчугу» — так назвал ее сам и сразу снял: «Тажило! Нэудобно…» Но 2 декабря кольчугу он не снимал. Тайная разведка, поднятая на ноги, предупреждала: за станцией БОЛОГОЕ в пути может быть взрыв! Но и здесь Сталин опередил Ягоду. Саперы осмотрели каждый километр пути и действительно нашли взрывчатку. Из-за этого поезд останавливался, зато потом проскочили Бологое без остановки и рано утром прибыли в Ленинград. Добавлю, что впереди спецпоезда с вождями шел бронепоезд! Сталин умел охранять себя и мгновенно сделал выводы из случившегося.
На вокзале, оцепленном войсками, встречали Сталина Чудов, Кадацкий, Медведь и прибывший ранее Ягода, прятавший собственную ярость: вождь опять невредим! А Запорожец, исполнитель поручений, тем временем катил «лечиться» в Крым. Рапортовал Сталину Филипп Медведь, но Сталин не стал его слушать, а яростно со словами: «Нэ убэрэглы!» — ткнул его кулаком в лицо и молча пошел к машинам. Вместо Смольного, как предполагал Ягода и где машину вождя должны были забросать гранатами, Сталин, приказав оцепить Смольный войсками, сразу поехал в больницу. Так он еще раз избежал нового покушения. А спасла все та же