Иосиф Грозный<br />(Историко-художественное исследование)

В этот день Сталин принял наркомов боеприпасов, танкового вооружения, артиллерии, директоров Тагильского танкового завода, Челябинского и Сталинградского тракторных, Горьковского имени Молотова, Московского завода имени Сталина, наркома путей сообщения Кагановича, секретаря ЦК Щербакова, бывшего начальника ГРУ Голикова, генерала НКВД Маландина, генерала НКВД Артемьева, секретаря ВЦИК Горкина, Михаила Ивановича Калинина — всего свыше сорока человек…

Рабочий день заканчивался в первом часу ночи, когда Поскребышеву было приказано подать машины, и усталый до, казалось, невозможного предела Сталин через свой спецподъезд спустился по крутой лестнице и вышел на мощенный темной брусчаткой кремлевский двор. Кислая холодная ночь была над Москвой, несло снегом вперемежку с дождем, по глухому, темному небу белыми торопливыми призраками бежали облака, и угольки звезд ныряли в них, словно прятались от холода. Однако Сталин не сразу сел в машину, а довольно долго стоял и, как видно, с наслаждением дышал чистым ночным воздухом, приходил в себя от более чем полусуточного нахождения в прокуренном кабинете.

Поодаль с группой охраны стояли генералы Румянцев и Власик. Они ждали, в какую из четырех машин сядет Сталин. В целях безопасности он теперь стал ездить в разных машинах и очень часть садился в первую — невзрачную черную «эмку», или в предпоследнюю — «Паккард», или в последнюю — тяжелый «Роллс-Ройс». Почти никогда Сталин не ездил во второй машине.

Поскольку ночью через затемненную Москву и по арбатским переулкам ехали очень медленно, Сталин часто дремал в машине, а то и засыпал, перегруженный и утомленный событиями дня. Казалось бы, дурная была эта его привычка — вмешиваться во все дела и детали, какие можно было бы перепоручить другим. Но Сталин столь часто убеждался в магическом действии своего имени и власти, что предпочитал, особенно теперь, в войну, решать даже частные вопросы сам. Вот, для примера, сегодня он вызвал директора автозавода ЗИС Лихачева и предложил ему в кратчайший срок удвоить выпуск столь нужных армии автоматов «ППШ». Лихачев доказывал: это невозможно… Нет станков, помещений, специалистов, рабочих. Все обоснованно. Но Сталин тут же решил эти проблемы: помещения нашли, станки тоже. Рабочих приказал немедленно обучать[7].

Сегодня, сев в машину, Сталин не задремал. Все эти дни, получив донесения своей разведки о наступлении на Сталинград, он изводил себя мыслями: «А что, если немцы возьмут этот город?» Кому-кому, а Сталину он был знаком до мелочей. Тогда, в Гражданскую, он руководил обороной этого Царицына от Деникина и красновцев, жил в вагонах при станции, наспех оборудованных под штаб, занимался и мобилизацией в Красную Армию, и сбором хлеба, и отправкой эшелонов в голодную Москву, где рвал и метал сумасшедший Антихрист, и расстрелом мятежников, генералов и полковников, выезжал на позиции, не раз попадал под обстрел шрапнелью, сидел в окопах, ползал по оврагам — все это мгновенными вспышками сейчас возвращалось к нему.

Степь. Чахлые лесочки. Овраги. Нелюдимо текущая страшная Волга, напоминавшая еще более жуткие дни его ссылок. Отчаянная борьба за снаряды, продовольствие, винтовки. Все это было бы и вовсе ужасно, но с ним, Сталиным, жила тогда 16-летняя девочка, похожая на армянку, толстая, пышная, нежно-лукавая, именно там ставшая его женой, — Надя Аллилуева, секретарша, машинистка. Лживые историки договорились до того (это уже после смерти Сталина), что он якобы ее изнасиловал! Чушь абсолютная, ибо его отношения с Надеждой начались еще в Москве, с согласия родителей, а вот забеременела Надя действительно там, в бронепоезде, стоявшем на путях царицынской станции.

Вместе со Сталиным там жили и отец Надежды, и ее брат Павел. Этот Павел, сыгравший в жизни сестры, да и самого Сталина, столь страшную роль (вспомним, что он привез ей дамский пистолетик, из которого Надя застрелилась), был большим дураком, и однажды, привлеченный стонами и криками сестры в любовном экстазе (имела такую привычку), вперся в незакрытую дверь спального купе… За что Сталин с бранью вышвырнул его… А позднее отправил обоих Аллилуевых в Москву.

Да… Было дело… Царицын… Царицын… Теперь уж никто и не вспоминает этого названия. А есть Сталинград. И останется Сталинградом… Почему-то не было сомнения после сегодняшнего совещания: Сталинград немцы не возьмут, Сталинград не сдастся.