Иосиф Джугашвили

Приезжали к нему на дачу невестки с внуками, но не часто — у них тоже была своя жизнь. И по-прежнему его семьей, его самым близким и любимым существом была страна.

А в общем-то, после войны жизнь Первого лица Страны Советов мало изменилась. Жил он, как и раньше, на «ближней» даче. И работал, как и раньше, — по двадцать пять часов в сутки. Только в последние годы он меньше покидал дом — сказывался возраст, однако какая разница, где кабинет главы государства — на даче или в Кремле? Где Сталин, там и власть. Все телефоны есть, и кого надо, всегда можно вызвать в Кунцево. Что же касается заседаний, то старая традиция решать все дела за столом сохранилась, оттого-то и были на даче столь частыми гостями члены Политбюро, а вовсе не потому, что вождь звал их к себе, страдая от одиночества, как утверждает Хрущев. Да и не был Сталин одинок в этом деревенском доме.

Самыми близкими людьми для него были теперь те, кто жил и работал рядом, — обслуга и охрана. К этим людям Сталин всегда относился по-товаришески, молчаливо признавая, что разница между ними только в должностных обязанностях, но не в человеческой сущности. Уж чем-чем, а высокомерием он не грешил никогда, и в старости, когда обостряются все черты характера—и хорошие, и дурные, — был не менее, а скорее более прост и скромен, чем всегда. Сталин был всегда не прочь вместе с охранниками и шашлык сделать, и по рюмочке выпить, и поиграть во что-нибудь, если время позволяло — без всякой снисходительности барина к холопу, в отличие от большинства других высокопоставленных, которые давно уже своих домработниц и за людей-то не считали.

«Никогда не кричал, не шумел на нас, — вспоминал охранник Рыбин. — Был скромным, вежливым, обходительным. Любил пошутить. Всегда питался с нами, по существу, из одного котла. Обязательно интересовался нашими домашними делами. Узнав, что Туков живет с женой и больной дочкой в одной комнате и потому не высыпается, — помог ему получить квартиру. Словом, все мы постоянно видели перед собой честного, душевного человека, который резко отличался от многих членов Политбюро и правительства».

Это тот самый Туков, герой исторического анекдота, который приводит Феликс Чуев. «В поездках Сталина часто сопровождал охранник Туков. Он сидел на переднем сиденье рядом с шофером и имел обыкновение в пути засыпать. Кто-то из членов Политбюро, ехавший со Сталиным на заднем сиденье, заметил:

— Товарищ Сталин, я не пойму, кто из вас кого охраняет?

— Это что, — ответил Иосиф Виссарионович. — Он еще мне свой пистолет в плащ сунул — возьмите, мол, на всякий случай».

Надо сказать, что Сталин не терпел халатного отношения к служебным обязанностям. Его охрана — наверно, единственные в стране люди, которым было позволено делать свое дело спустя рукава. Власик вспоминает, что как-то раз один из сотрудников охраны заснул на посту. Сталину доложили, он вызвал Власика и спросил: сознался ли охранник, что заснул. Оказалось, что сознался. «Ну, раз сознался, не наказывай его, пусть работает».

Ну и где же тут болезненная подозрительность?

Еще один рассказ Рыбина:

«Зимой Сталин вышел из дома в тулупе и подшитых валенках, погулял, закурил и спросил у Мельникова:

— По скольку часов стоите на посту?

— По три через шесть, товарищ Сталин.

— На какой срок получаете обмундирование?

— На год, товарищ Сталин.

— Сколько получаете зарплату?

— Шестьсот рублей, товарищ Сталин.

— Не богато, не богато…

После этого разговора нам всем увеличили зарплату и дали второй комплект обмундирования. Сталин был счастлив безмерно. Ведь по сравнению с нами он считал себя богачом — имел пару шинелей, три пальто и целых четыре кителя!»

Кстати, это внимание распространялось не только на близких людей. Артем Сергеев вспоминает, например: «Я был у Василия Сталина на даче в Горках-4. По-моему, это 1949 год. Только началось освоение бомбардировщика „Ил-28“, и произошла катастрофа. Экипаж погиб. Василий позвонил отцу. Сталин ответил: „То, что произошла катастрофа, вы не забудете. Но не забудьте, что там был экипаж, а у экипажа остались семьи. Вот это не забудьте!“

Но, конечно, одного Сталина на всех забытых и униженных хватить не могло.

Что же касается болезненной подозрительности, всяких там электрических замков и железных дверей… Вот, например, воспоминания Дмитрия Шепилова, которого вызывали по делу к Сталину на дачу. Это уже где-то конец 40-х годов.

«Деревянный дом, сруб — все простое. Налево — кабинет, большой стол весь в бумагах, книгах. Прямо — вешалка, столовая, гостиная. Там висели репродукции, медвежата эти шишкинские. Картинки сам налепил. Справа — вроде небольшой гостиной, меньше моей комнаты раза в два, но вся уставлена полками простыми, неполированными.

Два кресла, торшер. Обычно он папиросами «Босния-Герцеговина» набивал трубку. А тут у него была большая толстая сигара. В ходе разговора возникла подходящая пауза, и я говорю:

— Товарищ Сталин, говорят, врачи вам запретили курить, вы не должны так много…

— Я вижу, вы невнимательны: я же не затягиваюсь, я так — пых-пых…