Йошкин дом

— Подруги были, да. Хорошие очень подруги, я до сих пор с ними общаюсь. Настоящие. Динара, Динка, одноклассница, лучшая, самая близкая, всё знала, обо всём ей докладывалось, мы с ней часы проводили за дискуссиями — как мне с ним поумнее себя вести, и вообще что делать, а ей я попутно советовала, что ей говорить её Лёшеньке, а между делом — маме, чтобы верила, что у её Динарочки с хулиганом Лёхой ничего абсолютно интимного нет. У Соньки была похожая на мою история, мы жаловались друг другу на жизнь и пытались друг друга типа консультировать, не то что бы у нас получалось, но разговоры были потрясающие. Ирочка вообще ходила за мной по пятам, как хвостик, с тех пор, как узнала, что я уезжаю, так просто практически переехала ко мне жить. Мы же с шести лет дружили, срослись, можно сказать. Ася вторая, из музыкальной школы, которая там и только там из—за меня стала зваться Настя, чтоб нас не путали, приходила и уходила, тихая, молчаливая, приносила пироги собственного сочинения и пыталась уговаривать меня что—то есть, я совсем тогда, кажется, есть не могла: не лезло. Были друзья, были. Еще какие.

— Тогда почему ты говоришь — у людей друзья—подруги, а у тебя — окна?

— Да нет, это не совсем точно, были и у меня не только окна. Но, понимаешь, я всё время его чувствовала. Ощущала. Думала о нём, думала о том, когда я снова его увижу, липла к окнам, чтобы поглядеть блин на небо и о нём помечтать. Друзья, подруги, мальчики (а у меня и мальчики были, как же без мальчиков, с кем—то гуляла, с кем—то под гитару пела, хорошие были ребята все) — всё было, но всё было как—то по касательной, а главным был он и что происходит между нами. При том, что между нами не происходило решительно ничего.

— Слушай, а что такое «по касательной»?

— Мама дорогая, Мира, русский язык должен быть оскорблён от одной мысли, что он является твоим родным…

— Вот сейчас стукну, быстро узнаешь, кто должен быть оскорблён от какой мысли! Я, между прочим, никогда в жизни не училась ни в какой магаданской средней школе. Я с первого класса училась в Центральной Городской Гимназии города Тель—Авива! И твой любимый русский язык имею право вообще не знать!!!

— Имеешь, имеешь. Но ведь знаешь же?

— Знаю. Точнее, вспоминаю. Поневоле. Иначе у меня не было бы возможности слушать твои бесконечные байки — потому что иврит у тебя, дорогая…

— Ничуть не хуже, чем у тебя русский! Хамло! Я пять с половиной лет назад получила «сто три» за письменный экзамен по грамматике на уровень «Далет»!!!

— Врёшь! Не бывает ста трёх! Не бывает!

— А вот и бывает. Учительница была так потрясена глубиной моих знаний, что поставила мне высший балл — сто, а еще три балла добавила от себя, просто так…

* * *

Дорогая Ариадна Аркадьевна!

Простите, ради Бога, за то, что пишу так редко. Закрутилась совсем и окончательно, выпускные экзамены в универе — это пакость неимоверная, ни сна, ни отдыха измученной душе. К тому же, денег бедным студентам за корпение над учебниками почему—то не платят, поэтому приходится подрабатывать. В качестве халтуры я пишу статьи в местную газету, на разные псевдо—экономические, а то и вовсе не—экономические темы. В последнее время подсела вести колонку про рестораны. Выглядит это так: приходит в какой—нибудь ресторан очаровательная девушка (это я, если кто не понял, и ничего смешного!), вся такая из себя изящная и утонченная, в черном свитере с высоким горлом, с серебряным ожерельем на черном свитере, и в серых штанах в клеточку, которые мой папа взял на олимовском складе лет пять назад. Приходит, да. Здравствуйте, говорит. Я, говорит, молодой журналист (правды в этом — разве что слово «молодой», но кто считает), работаю в газете «Иерусалимское здрасти». Мы делаем еженедельный обзор иерусалимских ресторанов, и такой крупный и известный ресторан, как ваш, просто ну никак не могли обойти стороной. Не могли бы Вы мне (и взгляд тут такой кидается плотоядный в сторону кухни, это я не нарочно, это так получается почему—то) эээ рассказать о вашем на весь город прославленом меню???

Ну тут хозяева ресторана, конечно, тают, и усаживают девушку за стол. Ээ да, поговорить. Чай, кофе, потанцуем. Меню открывают. Показывают — вот, мол, у нас такое есть мясо (девушка сглатывает), а вот, дескать, у нас такая есть рыба (девушка морщится), а тортики, уважаемый журналист, тортики у нас, извольте на списочек взглянуть… Тут девушка обычно падает в голодный обморок, и в качестве компенсации за моральный ущерб её потом долго кормят всякими деликатесами, а часто еще и везут домой, чтобы бедняжка оклемалась по дороге от желудочно—кишечного стресса. Ну, честно говоря, про обморок я соврала, но всё остальное довольно близко к действительности. Щедрые хозяева ресторанов обычно очень стараются, чтобы товарищ журналист получил максимально точное представление об их меню, и их даже иногда не интересует, что всё меню целиком в товарища журналиста не влезет!!! Разве что он сжуёт его бумажный вариант.