Ион

Девушка сердилась и, конечно клялась, что никогда не выйдет замуж… Этого было достаточно, чтобы повысился тон семейного совета. Г-жа Херделя набросилась на нее с бурными попреками, что она блажит, как и Лаура, и для примера сослалась на то, что она не оказывает должного внимания Зэгряну, а он превосходный юноша и, кажется, любит ее. Что она ломается, точно принцесса какая? Гиги слезно протестовала, заткнула уши, только бы не слышать этих напоминаний про Лауру: «Видишь, она послушалась нас и вон как хорошо живет»!

— Да разве он просил моей руки? — в отчаянии воскликнула Гиги. — Или вы хотите, чтобы я сама за него посваталась, будь он проклят!

Мысль о ее сватовстве к Зэгряну показалась ей столь забавной, что все ее раздражение вмиг прошло и она прыснула со смеху, а за ней улыбнулась и г-жа Херделя.

Таким образом, семейный совет завершился довольно весело, хотя так ничего и не решили. Пока условились, что Херделя будет ходить в Припас, как Зэгряну, потом переговорит с Грофшору и там уж видно будет.

Одна Гиги, ложась спать, испытывала смятенье чувств. До сих пор она серьезно не задумывалась о Зэгряну. Он и вправду был ей симпатичен, но выйти за него замуж? Она заснула с мыслью: «Вот странные они, старики, чуть что, сразу думают о замужестве…»

В эту ночь ей снился Зэгряну, и она громко смеялась во сне, — г-жа Херделя даже проснулась и перекрестилась.

По случаю принятия школы Херделя побрился и расфрантился, как жених. Он вышел из дому ранним утром и отправился не спеша, держа в руке сверточек с завтраком. Сама погода, казалось, праздновала его триумфальное возвращение. Стояло чудесное майское утро с кротким, ласковым солнцем. Дорога на Припас молочно белела в тени Господской рощи, которая нежно шелестела свою утреннюю песнь, состязаясь с дроздами, порхавшими по полям молодой пшеницы и кукурузы… Чем ближе он подходил к селу, тем сильнее были его радость и волнение. Встречные крестьяне, выходившие на работы, улыбались ему, и он отвечал им улыбкой. Под Чертовыми кручами он повстречал Тому Булбука, остановился с ним и рассказал, как его не оставил бог. Тома закивал головой и, радуясь глазами, сказал ему:

— Храни вас бог, господин учитель, вы ведь нам свой, и нам между собой виднее наши беды…

Потом он остановился с Трифоном Тэтару, с примарем Флорей Танку, со стражником Козмой Чокэнашу и с той же наивной гордостью рассказывал им всем про свою победу. Войдя в село, он взглянул на часы. Слишком рано пришел. «Эк я перестарался, — подумал он, сияя от радости. — Ну ничего! Все же и взглянуть хочется, как там наш домик, бедняга… Хорошо, что я догадался прихватить ключи!»

Дом с двумя оконцами, обращенными к селу, казалось, любовно смотрел на него.

— Эх, сиротинушка! Как это ты пропустовал столько времени! — прошептал умиленный Херделя. — Эге, больше пяти месяцев… Шутка ли!

Во дворе буйно разросся бурьян. Запущенный сад дичал. Под стрехой протянулась паутина, обмазка на стенах местами облупилась. Ключ туго повернулся в скважине. Затхлый, спертый воздух ударил ему в лицо. Шаги его гулко и мрачно отдавались в пустынных комнатах, он постоял в каждой, оглядел их, повздыхал. «Надо бы проветривать тут, хоть мало-мальски прибирать, да ведь когда человек в беде, ему уж не до того», — подумал Херделя, вышел на балкон и залюбовался видом села в цвету и в зелени.

Старик Гланеташу из своего двора, как и всегда, почтительно поздоровался с ним, чинно приподняв шляпу. Вышла и Зенобия с внуком на руках, надрывавшимся от плача; она принялась благословлять учителя: слава тебе господи, вернулся, а то одно горе было без ученого человека в селе, — поп, он все только со своей церковью… Херделя им тоже рассказал, что получил по телеграфу приказ немедленно вернуться в школу, потому что, как он, уж никто не обучит детей. Подошел Мачедон Черчеташу, за ним поодиночке и другие соседи, все слушали Херделю, раскрыв рот от удивления и от радости, так как все жаловались на молодого учителя, что он слишком крут.

— Ну, а Ион где же, Александру? — спросил Херделя у Гланеташу.

— Нешто вы не знаете? — вмешалась Зенобия, оттирая мужа. — Вы же и писали просьбу, чтобы ему дали отсидеть в Армадии…

— Помоги боже и ему! — сказал Гланеташу, чтобы не срамиться перед людьми, что баба заткнула ему рот.

— Так, так, Александру. И в тюрьме люди живут, — ответил учитель, кивнув головой. — Только бы здоров был, а так, не нынче-завтра будет тут!

В этот момент появился и Зэгряну, он шел из Армадии, немножко важничая, вертя в руке дождевой зонт, с которым никогда не расставался, верный учительской традиции не выходить из дому без зонта, подобно тому, как солдат не ходит без винтовки. Юноша с улыбкой поздоровался с Херделей и хотел идти дальше, в школу.

— Подождите меня, коллега, пойдем вместе, нам по пути! — весело остановил его Херделя.

— С удовольствием, коллега! — любезно ответил Зэгряну.

— Все-таки вам придется передать мне школу, — сказал Херделя, выйдя к нему на улицу.

Крестьяне тем временем молча слушали разговор господ.