Пэнлоу-на-Терсе – 29 апреля.
Глава десятая
В которой цирк прибывает в конечный пункт и возникает множество трудностей
Фрэнсис Бэрроу при помощи ножа и вилки сложил последний кусочек жареного хлеба, наколол его и собрал с тарелки остатки желтка, вытекшего из яйца пашот. Затем, положив приборы на грязную тарелку, он взял чашку и бросил довольный взгляд на то, что творилось за окном столовой. Завтрак, конечно, был ужасно неполезный – лишь один раз в две недели дочь позволяла ему побаловать себя таким образом. Но ведь роскошь перестает быть роскошью, если наслаждаешься ею постоянно, подумал он и раскрыл местную газету.
Пока он читал первую страницу, вошла Леони.
– Есть что-нибудь интересное? – спросила она, убирая со стола.
Бэрроу фыркнул и быстро пролистал оставшиеся страницы.
– Ничего особенного. На перекрестке рядом с начальной школой Святого Кутберта делают новую разметку, в пятницу в здании церковного прихода играют в «Жука» [20], а на выходных мы, естественно, играем против Миллсби.
Леони засмеялась.
– Мы играем против Миллсби? – предразнила она его. – Когда ты последний раз надевал спортивный костюм?
– Ну. – Бэрроу отложил газету. – Скажем так, я иду туда морально поддержать ребят.
– Ты со своими приятелями будешь сидеть на раскладном стульчике у самой границы поля, а местные парнишки будут бегать от вас до палатки с пивом. Вот как это называется. Ты неисправим, отец.
– Но в этом же вся суть крикета, – возразил он.
Бэрроу смотрел на дочь и видел в девушке ее мать – та же линия подбородка, тот же нос. Вот волосы у его жены были другого оттенка, не темно-русые. Зато выражение лица Леони порой так напоминало… Девушке недавно исполнилось двадцать пять: в этом возрасте он женился на ее матери. Как давно это было. Улыбка Бэрроу стала грустной.
В дверь постучали, несколько беспокойно.
– Я открою, – откликнулась Леони, вышла из комнаты и направилась в коридор.