Иоанниты

Пару раз встречались прохожие, хватающиеся за край куртки (очевидно намереваясь достать оружие), но притихающие, разглядев одежду моей дочери. Они смотрели на Белую Бестию с кирпичными физиономиями, разрываясь между страхом перед ней и желанием рискнуть.

Здесь и не помышляют искать альтернативу убийствам. Ей богу, на месте местных я бы отправился дебоширить в центр и сел бы в тюрьму – там спокойнее.

– А я же тебе не рассказывала, как мы получили свой подвал, – не отрывая взгляда от звёзд, произнесла Виктория. – Старую нашу берлогу сожгли, и мы долго искали подходящее место – наткнулись на это. Всё бы хорошо, но хозяин запросил такую цену, что проще дом на Божьей Игле купить.

– У кого здесь такие деньги?

– Только у меня. К несчастью, продавец понял, кто перед ним. Тогда мы предложили пари: с нами тогда был славный воришка Мартин, он должен был за три часа наворовать килограмм пуговиц, чтобы все они при этом были разными. Если он сумеет – дом наш за полцены, если нет – цена удваивается.

Виктория оборвала свой рассказ, зайдясь лёгким смешком. В самом деле, забавно, именно такие истории надо рассказывать.

– Я себе не представляю, как можно срезать столько пуговиц, – задумчиво пробормотал я. – Этот ваш Мартин – редкий прохвост.

– Не хвали его понапрасну: он успел насобирать меньше половины.

– Погоди, так вы отдали две цены?

– Да.

И тотчас весь Чудо-город затих, прислушиваясь к нашему истерическому хохоту. Почти полминуты мы не могли остановиться, почти задохнулись, затихли, а затем взглянули друг на друга, и всё началось по новой.

Так мы смеялись целую минуту. Чуждый трущобам смех смутил жителей: разогнал их прочь, заставил надолго умолкнуть.

А мы отправились дальше, шурша камушками на неказистых дорогах.

Всё больше светлеет. На небе становятся видны тучи, которые без дождя Фанек не оставят. Где-то ещё можно надеяться на сухость, глядя на сизые брюха, но только не в портовых городах.

– А я дом купил у сутенёрши, – произнёс я как бы между прочим. И тут же добавил: – Нет, я её услугами не пользовался.

– Ага, будешь рассказывать, – съязвила дочь.

– Этим занимается мой друг. Занимался, вернее, хотя кто его знает. Он женился недавно, но это такой человек, которого брак вряд ли остановит.

– Ну, первое время…

– Это первое время будет длиться лет десять, – прямо-таки разозлился я на горемыку Истериана.

– Он там без тебя не пропадёт?

– За ним другие люди присмотрят. Да и хватит уже: не маленький, чтобы за ним присматривали.

Виктория кивнула и остановилась. Мы прошли немалое расстояние. Начало подниматься солнце, неуверенно поглядывающее на запорошенное тучами небо, словно размышляя, стоит ли сталкиваться с ними. Дочь развернулась и тихо сказала:

– Пора возвращаться.

Лёгкая боль на левой руке – тяжёлый, натирающее руку Ярмо Быка напомнил о себе. Он не даёт позабыть о спешке.

Андре Ремап достаточно высок, так что с трудом умещается на стуле, к которому привязан. Приличная одежда не к лицу профессору – те, как правило, слишком неряшливы. Угловатая физиономия переполнена надменностью, интеллигента не страшит банда суровых морд. Вот и зря, потому что Монарх уже не защитит.

Поглядеть на допрос месье Ремапа сбежались все. Оно и к лучшему: можно просто запугать его количеством. Правда, глядит он на нас с вызовом, так что словами дело не порешаешь. Чует моё сердце, профессора будут бить.

Решили, что вопросы лучше задавать мне. Я дал знак, что готов, и у Ремапа извлекли кляп изо рта. Тот не издал ни звука. Ладно, начнём:

– Где мне искать Монарха? – не стал я ходить вокруг да около.

Допрашиваемый и бровью не повёл. Так неуклюже начав, я даже почувствовал себя неловко.

– Где, черти тебя задери, Монарх?

– Очень последовательно, месье, – скривил Ремап такую рожу, словно хочет меня всего оплевать. – Вы с первого раза не поняли, что я не собираюсь вам это говорить?

– Дюкард, воды, – коротко скомандовала Виктория.

Бородач вышел к пленнику, неся таз с ледяной водой. Поставив таз, он нарочито грубо стащил с Андре обувь с носками и погрузил голые стопы в жидкий холод. Профессор тут же попытался вытащить ноги, но те оказались так мастерски привязаны к стулу, что у него ничего не вышло. Тогда неугомонный попытался расшатать стул, но Дюкард стал позади и накрепко схватил спинку громадными ладонями.

В идеале подобное проделывается зимой в лесу: там допрашиваемый просто прыгает голыми пятками по снегу.

– Я очень надеюсь, что ты передумал, – продолжил я. – Так где Монарх?

– Этого вы от меня не услышите! – нагло воспротивился профессор.

– Хорошо. Но ты знаешь, где его искать?

– Этого вы от меня не услышите! – медленнее повторил упрямец.

Как-то быстро я утомился, слава богу, поблизости оказалась табуретка. Я присел – теперь мои глаза оказались даже ниже, чем у пленника. Лицо его пылает самоуверенностью, хоть уже и поступают фиолетовые пятна из-за холода.

Позади меня звякнул нож, вылетевший из ножен. Это показное, резать упрямца пока никто и не думает.

– На кого ты надеешься? Монарх далеко – он тебя не выручит. Мне только интересно, насколько он далеко…

– По этой части мы уже всё обсудили.