Иоанн III, собиратель земли Русской

— Истина, как и то, что ты пришел сюда с тайною смертью. Я выдал бы тебя сейчас, но ты лечишь нашего надежу-царевича от недуга трудного. Правда и то, что я дал слово Ласкиру молчать про все то, что видел и слышал, но твои новые злодейства разрешили мою клятву. Я уезжаю, но на это не надейся; первый шаг к злому делу, и ты погиб. За тобой смотрят. Понимаешь ли, подлый жидовин, понимаешь ли?

— Чего ты от меня хочешь? — пропищал жид, отступая от выразительных телодвижений юноши…

— Во-первых, подай сюда тайный нож, не то еще кого невзначай окалечишь…

— Нож! Какой нож?

— Подай! — грозно вскрикнул Холмский, и жид повалился к ногам его.

— Ну, что же!

— Вот он… — И жид, дрожа, подал кинжал, висевший под хламидой почти за спиной.

— Пригодится. Во-вторых, я требую, чтобы ты немедля выбрался из Москвы… как вылечишь царевича…

— Клянусь…

— Напрасно…

— Я уеду раньше, нежели ты думаешь…

— Наконец, чтобы ты сейчас оставил дом Рало…

— Бегу…

— Постой, жид, помни, что за тобой глядят глаза зоркие, ступай!

— Ну, теперь все сделано. Почтенный хозяин, исполни свое обещание!

— Где же мистр Леон?.. — спросил Андрей.

— Отпросился домой, ему что-то нездоровится.

Общий смех раздался в гридне.

— Теперь и я верю твоим заговорам, — сказал Рало. — Ну, Елена, снимайте покровы, пора за стол!

Женщины сняли покрывала, и общество было поражено красотою некоторых. Зоя была в полном блеске красоты удивительной, наряд драгоценный служил как будто великолепной рамой этой очаровательной картинке. Само собою, первый взор пал на юношу, и юноша, смущенный, вспыхнул и опустил глаза; робко поднял он их, стараясь не встретиться со взорами Зои, он обратил их на других женщин; Елена была благообразная старуха, но до того набеленная, что цвет лица ее потерял всякий естественный вид, зато четыре дочери ее, София, Вера, Надежда и Любовь, были прекрасными; старшей было лет двадцать, младшей четырнадцать. Чиновники Посольского приказа, Загряжский и Кулешин, хотя оба были взрослые, но, приученные к обычаю, не могли смотреть на женщин без фаты и зажмурились. Вася не знал законов, установленных обычаем, и был очень рад, что невинным колдовством раскрыл такие прекрасные, такие добрые лица; взоры его перебегали с сестры на сестру; все четыре ему нравились, но в каждой он находил особенность приятную. В это время садились за стол…

— Что же, князь? Твое место пусто…

— Извини, хозяин! Засмотрелся на дочерей твоих…

— Довольно искренно, князь, да только так не говорят…

— Отчего же?.. Поэтому нельзя и о цветах говорить. Что мне твои дочери? Цветы прекрасные — и только…

— Будто и только? — заметил Андрей. — Видно, князь, что ты еще больно молод; видно, что ты не вкусил еще сладости поцелуя…

Васю будто что-то укололо; Зоя вспыхнула; молодой Ласкир заметил то и другое движение и побледнел; Андрей ничего не видал; допив стопу вина, он продолжал:

— Тебе надо многому еще учиться; по части науки нравиться женщинам я берусь быть твоим наставником. Брат Иоанн, видно, тебя очень жалует, назвал тебя орленком; просил, чтобы я смотрел за тобой, как за сыном; да, я и забыл тебе передать, Зоя, что брат Иоанн просил и тебя за ним присматривать. Преумнейшая голова этот Иоанн. Как он при этом случае мудро сказал; право, теперь не вспомню, а превосходно сказал; постой, как это он сказал? Да, говорит, что женский глаз острее, а речь ласковее. Прекрасно сказано… Так смотри же, Зоя!

Зоя уже давно оправилась и казалась совершенно покойною. С ласковою улыбкою отвечала она:

— Князь молод, но зрелость врожденного ума, несмотря на лета, кажется, делает для него излишним попечительство няни. Притом же я не могу быть беспристрастна к его поступкам.

— Это почему? — спросил Андрей.

— Потому, что вчера он возвратил меня к жизни; сегодня, с опасностью собственной жизни, вынес меня из пламени; без него, Андрей, я оплакивала бы мужа в первый день свадьбы… Кто знает, а мне говорит сердце, что он тому назад несколько мгновений в третий раз спас меня, если не от смерти, то от большой опасности…

— Что ты, Зоя? — спросил тревожно Андрей, сомнительно поглядывая на Васю.

— Дивлюсь прозорливости твоей супруги! — сказал князь Вася, как-то успокоенный степенным, важным тоном речей Зои. — Уверять не смею, но, пожалуй, этот фряжский нож был назначен в подарок или тебе, или твоей супруге.

Все в ужасе привстали, стараясь взглянуть на оружие…

— Неужели мистр Леон?.. — спросил Андрей, побледнев.

— По всему кажется, хотел тебя отправить к Меотаки, только другим путем… Мы с Митей знаем много…

— Ничего я не знаю… — поспешно перебил Ласкир. — Все, что я слышал, так только то, что он влюблен в Зою до безумия…

— Ну, так пускай же себе с ума сходит… Завтра мы уедем, тогда пусть хоть повесится. Лишь бы до отъезда он не ухитрился, надо принять меры…

— Меры приняты, и меры эти надежны.

— И опять ты! Так какое же ты дитя, скажи, сделай милость? Ты распоряжаешься как зрелый муж: вот и покрывала с женщин ты же снял ловкой хитростью; Иван, я думаю, теперь зол на тебя, да нечего делать.

— Клянусь, нимало, — сказал Иван по-гречески. — Что, эти господа знают по-нашему?..