Взгляд за стеклами пенсне, казалось, просвечивал насквозь не хуже рентгена. Странно, но именно в этот самый момент меня охватило чувство спокойствия и уверенности. Наверное, я все же еще не совсем до конца ассоциировал себя с этим временем, хотя и прожил здесь почти год, и тот же Берия, сидящий напротив, был в моем понимании давно умершим персонажем.
– Японцы начали боевые действия на Халхин-Голе? – вопросом на вопрос ответил я.
– Начали, – бросил Берия, – и именно так, как вы здесь изложили. И я повторяю свой вопрос: откуда у вас эти сведения?
– Наверное, отсюда, – я постучал пальцем себе по виску.
– Предсказатель? – спросил Берия тоном, будто выплюнул это слово.
– Предсказатель видит будущее, а я вспоминаю прошлое. Вам же товарищ Чкалов должен был рассказать обо мне.
– Он рассказал, но я ему не до конца поверил. Да и сейчас ни ему, ни вам я не верю. Все это может быть тонко спланированной провокацией. Ведь у вас нет никаких материальных доказательств, кроме ваших слов.
– Спланировать можно многое, но нельзя спланировать землетрясение, о котором я писал. Однако до него ждать еще достаточно долго, а вот кто сможет спланировать наши и японские потери в самолетах, которые будут в период с 22-го по 24 мая? За два дня боев наш авиаполк потеряет пятнадцать истребителей, сбив при этом лишь один японский. К сожалению, наши летчики недооценивают японские армейские истребители Ki-27, ошибочно считая их устаревшими.
– Мы проверим эту информацию, тем более что до этих событий осталась всего неделя, – Берия несколько смягчился, – а вы пока погостите здесь и, может быть, что-нибудь еще вспомните. – Последнее слово он произнес с некоторым сарказмом.
– Я постараюсь вспомнить как можно больше. Запишу это и передам вам для ознакомления. – Я сделал вид, что не заметил сарказма в голосе Берии. – А что касается материальных доказательств, то я могу предъявить лишь свои часы, которые были на мне в момент переноса сюда. Покажите их специалистам, и пусть они установят, хотя бы приблизительно, когда эти часы были изготовлены. И я надеюсь, что часы мне впоследствии вернут. Они дороги мне как память и как подарок на юбилей. – С этими словами я отстегнул браслет и положил часы на стол.
Разместили меня даже с комфортом, правда, в том же здании на Лубянке. Оказывается, здесь было что-то вроде гостиницы. Довольно просторная комната, туалет, ванная комната и вполне приличная спальня. Все обставлено мебелью даже со вкусом, так что жить можно. Вот только выходить из комнаты мне не рекомендовали.
Я попросил бумагу и писчие принадлежности. Все доставили буквально молниеносно. Бумагу, кстати, принесли отличного качества, белоснежную. Поинтересовались, не нужна ли мне печатная машинка. Подумав, отказался. Ну ее нафиг. Еще в Белорецке как-то попробовал печатать на такой, так все пальцы отбил с непривычки. Это вам не клавиатура компьютера, так что писать буду от руки, благо перьевой ручкой пользоваться в конце концов научился. Еще принесли с десяток уже заточенных карандашей и линейку, а вот нож для заточки не принесли. Видимо, не положено здесь иметь постояльцам остро заточенные предметы. Я только хмыкнул на это.
Едва я сел за стол и положил перед собой девственно чистый лист, как раздался стук в дверь. В мой номер, толкая перед собой никелированную тележечку с судочками, тарелками и небольшим чайничком, вошла миловидная девушка в белоснежном передничке и накрахмаленном чепчике.
– Добрый день! – Милое создание лучезарно улыбнулось. – Ваш обед.
Не успел я и слова в ответ произнести, как стоящий посередине комнаты стол был накрыт. Надо сказать, что пахло от выставленных на нем блюд просто одуряюще. И хотя есть особо не хотелось, но от этих ароматов слюна сама собой начала выделяться просто в немыслимых количествах.
– Приятного аппетита! – все так же улыбаясь, проворковала фея местного общепита (хотя на 150 процентов уверен, что у этой феи есть специальное звание НКВД). – Как покушаете, оставьте все на столе, я заберу, – сказав это, девушка буквально испарилась.
Ну что сказать, кормят здесь, в «Госужасе»[22], вполне даже неплохо. Сам не заметил, как опустошил все тарелки. Пришло время и поработать.
Удивительно, но следующие две недели меня не трогали. Я изложил на бумаге все, что смог вспомнить о ходе и результатах войны с Финляндией, о присоединении Прибалтики. Конечно же, особое место уделил началу Великой Отечественной войны. Написал о неисполненных директивах, о преступных приказах, о героизме защитников Брестской крепости и пограничников. Прекрасно понимая, что, скорее всего, наживу себе, мягко говоря, недоброжелателя в лице того же Берии, достаточно подробно описал отступление Красной Армии до стен Москвы, блокаду Ленинграда.