Инженер его высочества

— Ну-ка, что тут у вас про него? Вроде поинтереснее. Опа, а что это он, седьмого мая под поезд бросится, лавры Ани Карениной покоя не дают? Неэстетично-то как… Пожалуй, я этим займусь. Если клиенту так уж приспичит под что-нибудь бросаться, лучше пусть под мотоцикл, выделю под такое дело специальный. Синяки мы ему залечим, нехай наши медики тренируются, и можно по новой, авось раза с третьего — пятого и передумает.

— Ну, — сказал Гоша, — мы, собственно, и решили поглотить финансовую империю Полякова, а на остальных банкротствах просто немного заработать.

— А не мелко ли мы, друзья, плаваем? — засомневался я. — Взять только то, что и само на последнем издыхании. А помочь достичь этого состояния кому следует, кризис ведь? Вон в Николаеве якобы бельгийский судостроительный завод имеется. Он разоряться сам собой вроде не собирается, но мы-то на что? Тут и Витте не жалко подключить, да и Николаю на мозги покапать можно… А то летом «Мономах» на реконструкцию придет, и что его, отдавать в чужие руки?

— Может возникнуть международный скандал, — заметил Гоша.

— Вот и надо загодя прикинуть, с кем мы будем скандалить и как. Давайте вы соберете сведения по финансам этой конторы, а я — по персоналиям, потом вместе прикинем общий план действий и его внешнеполитические последствия.

— Это тебе не нефтеприиск в Грозном у местного заводчика купить за полцены, — усомнился Гоша, — тут мои титулы не сработают, пожалуй…

— Пусть сработают наши знания, — заметила Маша. — Зря, что ли, мы с тобой несколько мегов про рейдерство скачали? Самое время применить.

— Вот-вот, а мы тут пока по старинке…

Я взял трубку и, услышав голос секретаря «Слушаю, Георгий Андреевич», сказал:

— Пригласите ко мне начальника шестого отдела.

На сей раз перед ним была поставлена серьезная задача, куда сложнее, чем разобраться в сердечных делах Сергея Князева. Во-первых, нужно было составить подробное досье на все руководство завода «Наваль» в Николаеве. Привычки, наклонности, грехи… Если у кого-то таковых нет, то продумать, чего не хватает для их появления. Но это были еще цветочки. Ягодки же заключались в том, что, во-вторых, такую же работу нужно было проделать и в отношении бельгийского банкира Роберта Сюрмонда — именно он являлся главным акционером «Наваля».

А вечером я читал доклад филера о действиях Татьяны. Он был коротким. Отправив три телеграммы, она поселилась в гостинице и по настоящий момент находилась там. Тексты телеграмм прилагались. Первая по объему если и недотягивала до «Войны и мира», то лишь немного. Целиком я ее не осилил, но при чтении по диагонали слог мне показался неплохим: «только разлука заставила меня наконец понять», «наши незабываемые встречи», «вижу тебя в каждом сне»… Чуть потренироваться — и на досуге девочка сможет писать дамские романы. Вторая телеграмма была в Зарайск, совсем короткая: «Приезжай в Георгиевск здесь твой шанс». Адресат — Ольга Кубышкина, рядом приписка — «мл. сестра, 17 лет». Третья содержала такой же текст, но адресовалась в Питер, некой Ксении Собакиной, и имела приписку «выясняется».

Я уже собирался ложиться спать, когда раздался телефонный звонок из СБ. Оказывается, по Сюрмонду у них уже что-то имелось. Через десять минут посыльный был у меня. «Что-то» оказалось всего лишь письмом для Гоши. Послано оно было в Аббас-Туман, но пришло, когда наследника там уже не было. Потом в компании с несколькими другими прокатилось в Питер и наконец оказалось в Георгиевске, но в тот момент как раз разворачивались первые спекуляции, и Гоша просто велел находящейся в его подчинении СБ прочитать все и доложить, если обнаружится что-то интересное. Письмо было на французском, но в СБ, естественно, давно знали, что ее теперешний шеф владеет всего тремя языками — русским письменным, русским непечатным и английским универсальным, поэтому перевод прилагался.

У Сюрмонда была дочь, а у дочери — туберкулез. Несмотря на многочисленные визиты в лучшие клиники, дело уверенно двигалось к финалу. Письмо представляло собой несколько раз повторенную просьбу к Гоше — поделиться секретом исцеления.

Я написал записку с приказом сверхсрочно узнать состояние дочери на сегодняшний момент и, исходя из того, что она еще не сыграла в ящик, начал обдумывать свои вытекающие из этого действия.

Утро — лично я считаю одиннадцать часов утром — началось для меня разговором с директором Георгиевского департамента охраны материнства (сокращенно ДОМ), в роли которого, ясное дело, выступала все та же Татьяна. Вышеупомянутая директриса за ночь успела родить несколько дельных мыслей и даже изложить их на бумаге.

— Мне кажется, что руководящий состав лучше всего представить как ваших любовниц, — твердо сказала она. — Иначе частые контакты будут смотреться несколько подозрительно. В случае со мной я осмелилась бы попросить вас делать вид, что вы меня домогаетесь, а я хоть и с трудом, но храню верность своему мужу.

— Да на здоровье, подомогаюсь маленько, мне нетрудно, — кивнул я. — А эти две, которых вы уже вызвали, будущий руководящий состав?