Иным путем

– Надо будет предупредить людей, – сказал Коба, обращаясь к Кузину, – что в этот раз провокаторы могут быть вооружены. И не только железными прутьями, но и револьверами. Так что пусть все будут бдительны, и в случае чего поднимают тревогу, если кто-то начнет бузу. А теперь давайте определимся с маршрутами движения колонн. Я ваш город знаю плохо, а потому буду просто слушать – что и как.

– Двигаться будем несколькими колоннами, – сказал Карелин. – Первая – это рабочие с Ижорского завода, выйдут из Колпина. По Шлиссельбургскому тракту они дойдут до Лавры, а потом пойдут по Невскому до Дворцовой площади. По дороге к ним присоединятся те рабочие, место сбора которых будет на Ново-Прогонном переулке.

Еще одна колонна соберется на Петергофском шоссе. От Нарвской заставы колонна двинется по Нарвскому проспекту в сторону моста через Обводный канал, и по Старо-Петергофскому проспекту к Большому Калинкину мосту. Оттуда по Екатерининской набережной до Невского. Ну, а далее – на Дворцовую площадь.

На Выборгской стороне люди будут собираться в Геслеровском переулке. Оттуда колонна пройдет по Каменноостровскому проспекту к Троицкому мосту. Перейдя через него, они пойдут по Миллионной к Зимнему.

На Васильевском острове сбор назначим на Четвертой линии. Оттуда через Николаевский мост все переправятся через Неву, и по набережной – к Зимнему дворцу.

– Вот вроде бы и всё, товарищи, – сказал Карелин, подводя итог несколько затянувшемуся собранию. – На бумаге у нас все получилось гладко. Посмотрим, как все будет в жизни…

12 мая (29 апреля) 1904 года, 10:05.

Санкт-Петербург, Зимний дворец, Готическая библиотека

Министр внутренних дел Плеве и петербургский градоначальник Фуллон были вызваны к императору Михаилу II к десяти часам утра. Эти высшие чиновники Российской империи, носящие немецкие фамилии, несмотря на это, были мало похожи друг на друга. Иван Александрович Фуллон, по происхождению из остзейских немцев, православный, в настоящее время петербургский градоначальник, был по характеру тих, миролюбив, незлобив и занимал во всем примирительную позицию. Вячеслав Константинович Плеве, обрусевший немец, сын учительницы и калужского дворянина, министр внутренних дел, был строг, пунктуален, любил во всем порядок и строго его добивался от своих подчиненных.

– Доброе утро, господа, – поприветствовал их император. – Присаживайтесь. Иван Александрович, вы принесли с собой то, о чем я вас просил?

– Да, ваше императорское величество, принес, – петербургский градоначальник раскрыл кожаный бювар, достал из него лист бумаги.

– Очень хорошо, Иван Александрович, – ответил император, бегло просмотрев переданный ему документ.

Какое-то время Михаил сидел молча. Молчали и вызванные им Плеве с Фуллоном, ожидая, что им скажет самодержец.

– Господа, – наконец заговорил император, – я позвал вас для того, чтобы объявить вам свое решение о Собрании русских фабрично-заводских рабочих города Санкт-Петербурга. Для начала я должен вам сообщить то, что вчера руководство этим Собранием перешло от священника Георгия Гапона к человеку, которому я полностью доверяю. А посему вам необходимо предпринять определенные действия.

Оба сановника насторожились. Император не так давно на своей необычной, как это теперь стало модным говорить – «пресс-конференции», уже обозначил основные направления внутренней политики империи. Теперь, похоже, он решил поставить задачи перед теми, кому по должности было положено претворять в жизнь волю монарха. Из всего сказанного Плеве, в свое время стоявший у истоков Зубатовского общества, насторожил тот факт, что у молодого императора откуда-то появился свой человек в этом Собрании. Неужели государь ведет какую-то свою игру, и он снова вызвал из небытия Зубатова – креатуру ненавистного Плеве премьера Витте.

А добрейшего Ивана Александровича Фуллона волновало другое.

– Помилуйте, ваше императорское величество, – сказал он, – а как же отец Георгий Аполлонович Гапон? Надеюсь, с ним ничего не случилось?

– А отец Гапон, – сардонически усмехнулся император, – неожиданно почувствовал страстное желание начать миссионерскую деятельность и с нашего разрешения отправился в Маньчжурию, дабы приобщать там к православию тамошних язычников. Мы не стали переубеждать пастыря и пожелали ему успехов в этом богоугодном деле.

Плеве и Фуллон переглянулись. Они не ожидали такого хитроумного решения императора. Но возразить или усомниться в нем никто из них не решился. Проповедь христианских ценностей среди язычников – святое дело, и его можно только приветствовать.

А Михаил, продолжая улыбаться, продолжил:

– Уважаемый Иван Александрович, нам с вами надо лишь молить Господа нашего, Иисуса Христа, чтобы отец Георгий с достоинством нес крест, который он взвалил на свои рамена, – тут император перекрестился, и оба стоящих перед ним сановника тоже осенили себя крестным знамением.