Иные миры, иные времена

Вот уже около двух с половиной веков почти все жители Земли воспитывались в коммуне, ничего не ведая о своих родителях. В коммунах людей растили, обрабатывали их сознание, соединяли в пары, а потом отправляли «спать». Скорее всего, родители Нельсона еще находились там, погруженные в забытье и давно позабывшие друг друга и своего сына — все это принадлежало грубой действительности, которой они не могли управлять. Во «сне» же человек создавал себе желаемый мир. Хоть и искусственный. Да, это была утопия, в высшей степени индивидуализированная и лишенная конфликтов- она их попросту исключала. Но все-таки искусственная. А раз вселенная настоящая, думал Нельсон, значит, ничто искусственное не сможет ей долго противостоять. Потому он и убежал из Коммуны, не дал поместить себя в питательный раствор, в котором «спящие» доживали свои бессмысленные жизни. Само существование Нельсона опровергало их псевдоутопию, и он должен был ее уничтожить. Они видели в ней индивидуальность. Он же бесхребетность.

Над его годовой до самого горизонта простиралось голубое небо, уходящее к далеким голубоватым звездам. Нельсона охватила тоска, когда он, закинув голову и глядя в дневное небо, пытался разглядеть эти звезды.

Ему следовало быть там, далеко-далеко, вместе с первопроходцами, преобразователями вселенной, с теми, кто прокладывает новые пути людям развивающейся цивилизации, которым давно уже нет дела до «спящих» на родной Земле. Но нет, решил он. Находясь там, он не мог бы служить человечеству так же, как оставаясь здесь. Да, «спящие» отрешены от мира, но Нельсон помнил, что это все-таки люди. И он знал, что должен как-то победить их сон. Пока с теми, кто лежит в своих гробах и видит бесконечные сны, не случилось несчастья, пока на них не обрушилась грубая реальность.

А что, если космические путешественники вернутся?

Что, если иная цивилизация возникнет в какой-нибудь системе, подобной солнечной, сумеет выйти в космос и отправит своих посланцев в неизведанные миры, например, в наш, и они обнаружат Землю и ее спящих в неведении жителей? Смогут ли сны спасти землян тогда?

Нельсон поежился под бременем возложенного на него долга и почувствовал, что проголодался. Он вытащил из рюкзака банку консервов и начал ее открывать, но тут вспомнил про девушку и вынул еще одну банку.

Нажал на обе крышки и они отлетели — запахло подогреваемой едой.

Нельсон нагнулся вперед и, дотянувшись до плоского камня, поставил на него одну из банок, потом откинулся и стал руками есть свой завтрак. Полуобернувшись, краем глаза он заметил девушку футах в пятнадцати от него, она стояла в напряженном ожидании, готовая отскочить в сторону при малейшей опасности. Нельсон отвернулся и с увлечением принялся за еду.

— Приятно утром поесть, — сказал он немного спустя, демонстративно проглатывая большой кусок тушенки и слизывая с пальцев соус. В ее сторону он не смотрел.

— Меня зовут Глиннис, — вдруг услышал он.

Голос был неуверенный, с еле заметным оттенком враждебности, но все же он показался Нельсону нежным, мелодичным и звонким, только вряд ли он мог об этом, судить, ведь ему так давно не приходилось слышать женского голоса.

— Глиннис, — медленно повторил он. — Хорошее имя. А меня Хэл Нельсон. Я вчера тебе говорил.

— Я помню. Это мне? — она, конечно, имела в виду консервы.

Хэл Нельсон повернулся и взглянул на нее. Девушка все еще стояла у дерева.

— Тебе, — ответил он.

Она сделала шаг вперед, остановилась и посмотрела на него. Нельсон снова принялся за завтрак.

— Не надо бояться, Глиннис. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Было неприятно, что она не называет его по имени, а ему так этого хотелось.

— Я знаю, — ответила она и замолчала. — Я отвыкла от людей.

— Одной быть плохо — вокруг звери, еду достать трудно, и патруль ловит «неспящих». У тебя когда-нибудь были с ним стычки?

Девушка уже сидела рядом и ела. Она отвечала с перерывами, жадно заглатывая консервы.

— Я их видела один раз. Они меня не заметили. А то поймали бы и забрали с собой.

— А сама-то ты откуда? Как здесь очутилась?

Сначала ему показалось, что девушка не услышала его вопроса. Она была вся поглощена едой, по-видимому, окончательно убедившись, что он ей друг. Наконец ответила:

— Тут жила наша семья. Мои родители были фермерами. Я родилась здесь, но мы все время переезжали. А потом папа устал переезжать, и мы построили ферму. Там, в долине, — она показала куда-то на юг, — родители посеяли хлеб, посадили картошку, пытались держать скот. В основном коз. Но нас нашел патруль.

Цельсон кивнул. Ему стало горько — он понял, что произошло. Ее отец шел сколько мог, пока, наконец, жизнь не сломила его; он махнул на все рукой и сделал последний роковой привал. Скорее всего, он был уже почти готов сдаться, и держался только, чтобы не поссориться с семьей и не признать себя побежденным.

— Спаслась ты одна? — спросил Нельсон.