Иные миры, иные времена

Я побежал прочь от корабля, продираясь сквозь кусил, не обращая внимания на ветви, в клочья раздиравшие мою одежду, не вслушиваясь в музыку, — звучавшую вокруг меня, музыку, возникавшую от моих движений, Я свернул с протоптанной тропинки и побежал в сторону долины. Надо было спешить, я мчался наперегонки с ветром, и когда я добежал, все мое тело было изранено, а одежда превратилась в лохмотья. Я оказался прав. Лора Айхерст, с закрытыми глазами, вытянув вперед руки, шла к краю обрыва.

— Лора! — Я бросился за ней, схватил ее, ударил по лицу.

Она открыла глаза, рот искривился от боли. Я заговорил быстро и громко, стараясь заглушить доносящийся звон, перебарывая желание сосредоточиться и слушать.

— Этого нет на самом деле. Все это иллюзия. — крепко прижимал ее к себе, предупреждая внезапное движение. — Ваш муж?

— Вы знаете? — Она ловила мой взгляд. — Вы знаетe. Правду говорили. Мертвые на самом деле живут здесь, я знаю, что они здесь живут.

— Нет. — Я искал слова, которые могли бы разубедить ее. Сколько раз я слышал их, сотни раз повторяли их Хольман и другие, но все же я с трудом находил их. — Это обман чувств. Приходишь сюда и слушаешь звуки, которые когда-либо звучали, и из них выбираешь те, которые больше всего хочешь услышать. Лепет умершего ребенка, голос мужа, смех и слезы тех, кого уже нет. Человеческое сознание — странная вещь, Лора. Оно воспринимает звуки и наполняет их смыслом, и они уже не то, что есть на самом деле.

— Я говорила с ним, — сказала она. — И он отвечал мне. Я знаю, он здесь.

— Его здесь нет. — Она попыталась вырваться, и я еще крепче прижал ее к себе. Я знал: один неверный шаг, и мы оба упадем с обрыва. — Закрываешь глаза и начинаешь слушать, и слышишь голос, который хочешь услышать. Говоришь — и он отвечает, но все это время говоришь сам с собой. Говоришь и отвечаешь сам себе, а слова и интонацию подбираешь из звона колокольчиков. Это самообман, это еще менее реально, чем фотография или магнитофонная запись. Память подсказывает слова.

— Там мой муж, — настаивала она. — Он звал меня.

Я должна идти к нему.

— Нельзя. — Меня прошиб пот при мысли о том, что лучится, если она вырвется, — Послушайте, слышали ли вы его голос, или думали, что вы его слышите, но вы вошли с закрытыми глазами на звук. Но звук-то шел от кустов. — Я встряхнул ее. — Вы понимаете? От кустов.

Она не понимала.

— Кремний, — сказал я. — Листья, как бритвы. Долина вся ими покрыта, а здесь обрыв. Еще два шага, и вы бы сорвались вниз. — Я схватил ее за плечи и повернул лицом к обрыву. — Мы недаром не водим сюда туристов. Слишком многие вели себя так же, как вЫ, верили, как вы. — Я показал на то место среди бледнозеленых зарослей, где что-то смутно белело. — Мы зовем это место Долиной поющих колокольчиков, а правильнее было бы назвать его Долиной смерти.

Она долго смотрела на белеющие кости. Ветер стих, и лишь нежный звон доносился из долины, и когда она заговорила, ее голое прозвучал громко.

— Вы приходите сюда, — сказала она. — Почему?

— Ради своей мечты. — Я рассказал ей все. — Но теперь я понимаю, что напрасно потерял пять лет. Не повторяйте моей ошибки, не живите прошлым. Надо жить настоящим и будущим. Не стоит терзать себя воспоминаниями. Пусть мертвые покоятся с миром.

— А вы?

— И я последую своему собственному совету. — Еще раз я оглядел сверкающее пространство долины и, наверное, впервые увидел ее. Не то, что о ней рассказывали, не последний приют покинувших нас, не единственное место во Вселенной, куда мертвые приходят, чтобы знакомыми голосами говорить с теми, кто их любит и помнит. Я увидел то, что видел Хольман. Колокольчики- чудо природы, и не более. Каприз эволюции, в них нет ничего сверхъестественного, не больше, чем в любом другом растении.

Когда мы шли обратно к кораблю, Лора улыбалась.

Я понял, почему, — раньше, чем мы вернулись на Землю.

Я забыл, что Хольман — психолог. Я недооценивал себя. Не учел того, что крупных ученых не так уж много.

И правительство, очевидно, все еще нуждалось во мне.

Но им был нужен здравомыслящий человек.

— Все было подстроено, — сказал мне Хольман в последнюю ночь полета. — Я не прошу прощения, врачу не нужно искать оправдания для своих методов лечения. Лора — не вдова. Она актриса божьей милостью. — Он внимательно посмотрел на меня. — Ты удивлен?

— Нет, — честно ответил я. — Я не удивлен. — Умный не поглупеет только потому, что у него в голове слегка помутилось.

У меня было время все обдумать, и некоторые детали прояснились. Намеки Хольмана, обстоятельства, при которых Лора пропала, и даже то, что Хольман дал мне понять, куда она могла пойти. Ей ничего не угрожало, но я-то не знал. Но я получил взамен неизмеримо больше.

Меня ждала Лора.

Ларри НАИВЕН ЗДЕСЬ БЫВАЮТ ПРИЛИВЫ