Инверсии

Лично мне, хозяин, показалось, что королю совершенно все равно, какие мысли на этот счет у доктора, но это давало доктору возможность объяснить более или менее подробно (в особенности человеку, который, хоть и стоял на недостижимой высоте, был простужен и только что съел легкий завтрак), почему она убеждена в том, что Юнур не убивал Нолиети. Должен сказать, что накануне вечером на дворцовой кухне все ученики, помощники и пажи пришли к единому мнению: мол, единственная странность во всем этом деле состояла в том, как Юнур мог так долго откладывать свой замысел.

— Ну ничего, — сказал король. — Не сомневаюсь, что палач Кветтила быстро выведает у него всю правду.

— Правду, государь, или то, что нужно для подтверждения предвзятого мнения тех, кто убежден, что знает правду?

— Что-что? — сказал король, слегка постукивая себя пальцем по покрасневшему носу.

— Я говорю об этом варварском обычае, о пытке. В итоге получают не правду, а то, что хочет услышать допрашиватель. Ведь допрашиваемый испытывает такую боль, что готов признаться в чем угодно, и, надеясь облегчить свои страдания, признается в том, что требует его мучитель.

Король посмотрел на доктора недоверчивым и непонимающим взглядом.

— Люди — животные, Восилл. Лживые животные. Единственный способ иногда добиться от них правды — это применить пытку. — Король громко чихнул. — Этому меня научил мой отец.

Доктор долго смотрела на короля, потом снова вернулась к бинтам.

— Да. Я и мысли не допускаю, что он мог ошибаться, государь, — сказала она. Одной рукой она поддерживала ногу короля, а другой — разматывала бинт. Она тоже начала чихать.

Король сопел, шмыгал носом и смотрел на доктора.

— Доктор Восилл? — сказал он наконец, когда доктор кончила разматывать бинт и передала его мне.

— Государь? — сказала она, вытирая рукавом глаза и глядя мимо Квиенса.

— Мадам, я расстроил вас?

— Нет, — без промедления сказала доктор. — Нет, государь.

Она сделала движение, словно собираясь наложить новую повязку, но тут же отложила в сторону бинт и расстроенно причмокнула. Она стала разглядывать заживающую рану на колене короля, потом приказала подать ей воду и мыло, которые я уже подготовил и держал у кровати. Мне показалось, что это ей не понравилось, однако она быстро промыла рану, ополоснула и вытерла ногу короля и начала накладывать свежую повязку.

Король во время всех этих процедур расстроенно посматривал на нее. Когда доктор закончила, он сказал:

— Вы с нетерпением ждете предстоящего бала?

Она улыбнулась ему одними губами.

— Конечно, ваше величество.

Мы собрали свои вещи и уже намеревались было идти, но тут король взял доктора за руку. Мне кажется, я еще не видел в его глазах такого смущенного, неуверенного взгляда.

— Говорят, — сказал он, — женщины переносят боль лучше мужчин. — Его глаза словно обшаривали ее. — Сильнее всего во время допросов мы мучаем мужчин.

Доктор опустила глаза на свои пальцы в королевской ладони.

— Женщины переносят боль лучше, потому что мы должны рожать детей, — сказала она тихим голосом. — Обычно считается, что такая боль неизбежна, но люди моей профессии научились в некоторой мере облегчать ее. — Она заглянула в его глаза. — А животными — даже хуже, чем животными, — мы становимся, когда мучаем других.

Она неторопливо извлекла свою руку из королевской, подняла саквояж, поклонилась королю, повернулась и направилась к двери. Я помедлил, думая, что король позовет ее, но он этого не сделал. Он сидел на своей огромной кровати с обиженным видом, шмыгая носом. Я поклонился королю и последовал за доктором.

Юнура так и не допросили. Через несколько часов после того, как его поймали и доставили во дворец, пока мы с доктором были у короля, а Ралиндж готовился к допросу, в камеру с беглецом заглянул охранник. Юнур как-то сумел перерезать себе горло маленьким ножом. Руки и ноги его были заведены за спину и крепко схвачены цепями, а его, перед тем как поместить туда, раздели донага. Нож был заклинен в трещине стены, острием наружу, на высоте приблизительно в треть человеческого роста. Юнур сумел подползти к ножу, выбрав до конца длину цепей, которыми был скован, и, прижавшись шеей к острию, дернул головой, а потом рухнул на пол и истек кровью.

Насколько я понимаю, два начальника стражи были вне себя от ярости. Стражникам, которые охраняли Юнура, повезло — их не наказали и не подвергли допросу. Сошлись на том, что Юнур, видимо, сам всунул нож, прежде чем напасть на Нолиети, на тот случай, если его схватят и приведут туда для допроса.

Хотя мы в нашем положении мало что знали, а мнение наше стоило и того меньше, но, знакомые с Юнуром и имевшие представление о его умственных способностях, мы оба даже отдаленно не верили этим объяснениям.

Кветтил: Милый герцог, очень рад вас видеть. Какой прекрасный вид, не правда ли?

Вален: Гм-м. Как здоровье, Кветтил?

К: Лучше не бывает. А у вас?

В: Сносно.

К: Я думал, может, пожелаете присесть. Видите — я и стулья приказал принести.

В: Нет, спасибо. Давайте-ка пойдем туда…