Интуицио

Не сводя глаз со Скотта, которого он по-прежнему держал на мушке, Гленн сунул руку в карман куртки и достал телефон.

Номер абонента скрыт. Кантор?

Не спуская глаз со Скотта, Гленн ответил на звонок.

– Как ваши дела? – спросил Кантор.

Гленн помедлил буквально секунду, нервно кусая губы.

– Ситуация под контролем, – сказал он. – Здание спасено. Я только что взял нашего друга.

– Прекрасно. Вы знаете, что нужно сделать, – произнес Кантор и отключился.

30

Лысый одним движением левой руки быстро снял аудиошлем, обнаружив отсутствие уха, затем встал с кресла и заставил меня попятиться; «глок» был наведен мне прямо в сердце.

Потом он переместился влево, удаляясь от застекленного проема.

В отдалении, где-то на этаже, пожарная сигнализация верещала что было мочи, возвещая о срочной эвакуации.

– Подойди к окну.

Он сказал это совершенно без всяких эмоций, голосом сумасшедшего, которому чужды человеческие чувства.

В этот момент я понял, что он собирается меня казнить и при этом не испытывает ни малейших угрызений совести. Он не станет колебаться ни секунды. Но что я мог сделать?

Я почувствовал, что силы оставляют меня перед лицом фатальной неизбежности финала. Но даже когда смерть неизбежна, с ней все равно не получится смириться.

Я повиновался, медленно двинувшись вправо.

Он поднял оружие в моем направлении, вытянув руку на высоте глаз. И когда я увидел, что его палец согнулся на спусковом крючке, то понял, что сейчас навсегда покину земную юдоль, которую я так и не успел полюбить по-настоящему; перестану существовать, так и не сумев понять истинной ценности жизни, каждым мгновением которой я недостаточно насладился. Такова жизнь: только когда вы с ней расстаетесь, вы начинаете понимать ее ценность. Слишком поздно.

Раздался сокрушительный грохот, и в то же мгновение зазвенели стекла.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и понять, что он выстрелил в стекло позади меня, но сам я не задет.

Под воздействием шока я пригнулся, согнув колени и подобрав руки к животу. Затем повернул голову и посмотрел через плечо. Стекла больше не было. Мои пятки находились почти на самом краю бездны.

Меня немедленно настигла волна головокружения. Закружилась голова, и подкосились ноги. За что мне все это?.. Как будто жизнь в дьявольском упорстве снова решила подвергнуть меня испытанию высотой, которая пугала меня больше, чем пистолет… Что еще я должен узнать о жизни, с каким внутренним демоном сразиться, чтобы наконец избавиться от нее?

– Выпрямись! – приказал он.

И тут в одно мгновение я понял… Я понял, что всю свою жизнь склонялся перед собственными страхами. Я искал защиты и комфорта, но никогда не смел встать в полный рост и сделать собственный выбор. Боязнь высоты – это демон трусов. Без конца избегая встречи с предметом моих страхов, всех моих страхов, я питал этого демона.

Я выпрямился.

– Прыгай! – сказал он.

От его приказа я похолодел.

Только не это… Что угодно, только не это.

И тут я вдруг почувствовал, как во мне вскипает волна ярости.

Пусть он выстрелит в меня, если хочет, но он ни за что не заставит меня прыгнуть.

И я посмотрел ему прямо в глаза.

Я понял, что он не станет в меня стрелять. Почему? Уж точно не из слабости. У него явно были проблемы, но не эта. Скорее…

– Вам надо обставить все так, как будто это был несчастный случай, как с командой из Форт-Мида?

Он остался совершенно бесстрастным, явно не собираясь мне отвечать.

– Кто вам за это платит?

– Заткнись и прыгай.

– Это вы, – сказал я, – направили «теслу» в цистерну с горючим. Это вы убили моего отца.

Сначала в его взгляде мелькнуло нечто вроде удивления, а потом он не смог удержаться от улыбки, жуткой улыбки человека, который находит радость в страданиях других.

Меня охватила ненависть.

– Я получил настоящее удовольствие, – сказал он.

Безусловно, он сказал это, чтобы усилить мою боль, но это лишь усилило мою ненависть. Единственным моим желанием в эту минуту, могучим и неукротимым желанием, было броситься и уничтожить его, замучить, заставить его страдать вместо меня, упиться его страданием, чтобы утолить жажду мести. Я знал, что он не выстрелит, что, возможно, он даже не имеет на это права, и, движимый всепоглощающей ненавистью, я был готов прыгнуть на него, когда вдруг с ужасом осознал, что, поступив так, я мог стать… таким же, как он; искать, подобно ему, удовольствия, причиняя страдания. И эта мысль показалась мне совершенно неприемлемой. Ужасной. Этот человек был отвратительным воплощением одной из граней моей натуры, прежде скрытой. И это было невыносимо.

Это было так, словно все мое существо испытывало чрезвычайное, острейшее внутреннее давление, которому я внезапно положил конец, почти без раздумий повернувшись на пятках, чтобы уйти, готовый к тому, что он все же мог выстрелить в меня, несмотря ни на что. Уйти было единственным выходом. Я почувствовал огромное облегчение. Мудрое бегство…