Полтора часа спустя они были в спальне мамы Элис. Девочка осторожно приоткрыла дверь, и они с Дамиашем проскользнули внутрь. Подойдя к маме, Дамиаш вызвал из стакана немного воды себе на руки и осторожно приложил к вискам женщины. После этого Элис увидела, как от рук Дамиаша стало исходить мягкое голубоватое сияние. Это продолжалось минуты три. Наконец, он закончил и отошёл от неё. Тихонько они выскользнули из спальни и прошли в комнату Элис.
— Прекрасно, — сказал Дамиаш, — я подлечил твоей маме нервную систему. Теперь она не будет так переживать, и ей не нужно будет снотворное, чтобы засыпать. Если Санта узнает — он оторвет мне голову…
— Ах, как это чудесно, — сказала Элис, — я так рада, что моей маме стало лучше. А что ты будешь теперь делать?
— Мне надо поспать хотя бы чуть-чуть, — в этот момент он очень заразительно и сладко зевнул, — а завтра я должен буду уйти. Я и так немного опаздываю.
— Ты пойдешь ночевать на чердак?
— Конечно. А где же ещё?
— Не уходи, пожалуйста. Там же холодно. Поспи здесь, со мной. Тут тепло и хорошо. Можешь лечь там, возле батареи — там лежит тёплый коврик, там тебе будет хорошо.
— На коврике возле батареи, как песик? — с улыбкой спросил Дамиаш.
— Ой… нет, прости, — Элис покраснела, — я не это имела в виду.
— Да я знаю. Ну, раз ты приглашаешь, я останусь. Но утром ты меня больше не увидишь.
— Очень жаль, — расстроено сказала Элис, залезая под одеяло, — я так хотела проводить тебя.
— Нельзя, Элис, никак нельзя, — испуганно замотал головой Дамиаш, — я и так нарушил слишком много правил. Если после этого кто-то ещё и увидит меня при свете дня — мне очень надолго запретят выходить в мир.
— Да-да, я поняла. Ну, тогда спокойной ночи и счастливого Рождества.
— И тебе спокойной ночи и счастливого Рождества, Элис.
Позже Элис, включив ночник, любовалась, как Дамиаш, подставив спину батарее, блаженно посапывал. Ах, как жаль, что он не останется с ней, он такой замечательный друг, такой хороший. Но другие люди его боятся, и он вынужден прятаться. Как это, наверное, нечестно. Внезапно девочка почувствовала, что ей очень, очень хочется спать. Она прикроет глаза всего на секундочку…
Когда Элис проснулась, то за окном было уже светло. Вопреки всему, мысли ее занимали не подарки, уже наверняка ждущие её под елкой. Вскочив, девочка побежала на кухню. Увидев там свою маму, она спросила:
— Мамочка, как ты себя чувствуешь? — с порога выпалила она.
— Да ты знаешь, доченька, так хорошо мне давно ещё не было, — приятно удивлённым ответила женщина, с удовольствием расчёсываясь возле трельяжа в углу, — я как будто заново родилась. Кстати, тебе-то плохо ночью не было? Я и не знала, что ты съешь так много еды…
Но Элис её уже не слушала. Пулей влетев на чердак, она подбежала к окну и увидела там белоснежного единорога…
Выходя в полшестого утра из дома, где меня так заботливо приютила маленькая Элис, я размышлял о произошедшем. Да, я притворился тем, кем я не являюсь, но неужели эта славная девочка не заслужила одну волшебную ночь? Я не зря так долго стоял над мамой Элис. Я не просто подлечил ей нервы — я вернул ей былую уверенность в себе. Так что, когда в следующий раз она встретится со своим мужем, то будет иметь все шансы вернуть его… если сама захочет. И Элис… я притворился помощником Санты, — а после всего произошедшего со мной я был готов поверить и в него, — но если девочка, получившая в своем детстве одну счастливую, волшебную ночь, вырастет доброй и умной девушкой и принесёт в этот мир свою толику любви и добра, то это же хорошо, правда? Он же не будет сердиться?
Эпилог
Не буду досконально описывать всех подробностей своего путешествия по Флориде. Вечером двадцать шестого декабря я добрался до Майами. К сожалению, рейс на Москву был только двадцать девятого, так что я три дня околачивался в аэропорту, таская хот-доги и ночуя в одном очень тёплом и уютном уголке, где не было камер слежения и охранников. Когда же самолёт, наконец, был готов лететь, я без особого труда проник на борт. Уже в человеческом обличье я сидел в самом заднем ряду эконом класса, внушив магией гипноза единственной контролирующей стюардессе, что имею право тут находиться. Утром тридцатого декабря я был в Москве. Опять же без особых усилий выйдя из аэропорта, я поспешил на железнодорожный вокзал. Но и там мне не свезло — поезд на Ростов был лишь вечером. Пришлось весь день шататься по вокзалу. Когда же поезд, наконец, подали, я проник в один из вагонов в купе проводников. Благоразумно спрятавшись до отбытия состава, я показался им лишь тогда, когда поезд был уже в полусотне километров от Москвы. Выслушав мою историю — весьма простую, мол, был я в Ростове, а потом бац — и оказался в Москве, как — не помню, денег и документов нет — они пожалели меня и не стали ссаживать с поезда. В дороге проводницы спали по очереди, так что мне и им удалось немножко подлечить нервы.