Интриги Марии. Книги 1-2

Сменив свой наряд на черное, без всяких украшений, кроме белой шемизетки, платье, сохранившееся у нее со Страстной недели, Мария сказала Шарлотте о своем срочном отъезде, не уточняя детали, сообщив лишь, что едет в Лондон. Шарлотте хватило такта не пытаться узнать большего. К тому времени она достаточно хорошо знала свою мать, чтобы угадать многое по выражению ее лица. Она помогла матери обуться в мягкие сапожки, подала плотный плащ с подбитым мехом капюшоном: стоял январь, снега хотя и не было, но холод был нешуточный. Только в самый последний миг Шарлотта вдруг обняла герцогиню со смутившей Марию горячностью.

– Берегите себя, и да хранит вас Господь, матушка!

Мария молча сжала дочь в объятиях, ничего не ответив. Во дворе она увидела Хиггинса, который беседовал с Пераном. Тот тоже был одет во все дорожное, рядом перебирали ногами три лошади. Мария только хотела отчитать Перана, но бретонец не дал сказать ей и слова:

– Я не позволю вам ехать без меня. По ту сторону моря очень опасно.

Хиггинс все подготовил добросовестно, в Остенде их поджидало небольшое, но крепкое судно с тремя моряками на борту. Невзирая на непогоду, добрались удивительно быстро: море было спокойным, и ветер дул в нужную сторону. Несколько часов спустя Мария вновь ступила на английскую землю неподалеку от Рочестера, откуда она бежала от приехавшего за ней мужа. Приходилось заботиться об осторожности: кругом было полно круглоголовых, прозванных так из-за короткой стрижки, следивших по заданию новых хозяев за окрестностями. Но Хиггинс, похоже, имел здесь своих людей, так что по пути в Лондон их преследовал один лишь холод.

В столицу добрались с наступлением ночи, и Мария с трудом узнавала город. Набережные порта еще хранили некоторое оживление, но здесь же можно было увидеть и солдат в касках, с мушкетами на плечах. Улицы, еще недавно шумные и оживленные, были тихи и пустынны, таверны закрыты.

– И не только таверны, – ответил Хиггинс на ее вопросительный взгляд, – но и публичные и игровые дома, все театры. Бои петухов и скачки под запретом, а по воскресеньям положено оставаться дома и распевать псалмы…

– Возможно ли это? – шептала потрясенная Мария. – И торговые дома тоже закрыты? – поинтересовалась она, показывая на запертые ставни суконной лавки.

– Нет, но я узнал, что вчера на эшафоте прямо под окнами Уайт-холла был обезглавлен король. Народу, который, возможно, и желал этого, еще предстоит осознать содеянное.

– Боже мой! – простонала Мария, закрыв глаза и заламывая трясущиеся руки. – Король казнен? Это невозможно, кошмар какой-то!

– Увы, и этот кошмар продолжается, так что постарайтесь не выказывать эмоций. Мы прибыли.

У нее безвольно опустились руки, и она увидела, что они оказались возле гостиницы «Золотой лев», одной из лучших в Лондоне, расположенной на оживленном перекрестке Черинг-Кросс. Было людно, но у Марии, уже собравшейся войти, перехватило дыхание: все эти люди разглядывали возвышающийся посреди площади эшафот. Она так побледнела, что Хиггинс испугался, как бы с ней не случился обморок, и помог Перану проводить ее в гостиницу. Диксон, хозяин гостиницы, которому герцогиня была хорошо знакома, устремился навстречу, но сделал вид, что не знает вновь прибывших гостей. Похоже, он умирал со страха.

– Отведите меня в комнату, я хотела бы прилечь, – слабым голосом попросила герцогиня.

И, повернувшись к Хиггинсу, спросила:

– Он здесь?

– Еще нет, но должен скоро прибыть.

Мария молча кивнула и направилась к своей комнате. Она нуждалась в отдыхе после утомительного путешествия и понимала, что выглядит ужасно. Генрих не должен видеть ее такой…

Хозяин гостиницы открыл перед ней дверь без поклона, как он это делал раньше. Теперь она на территории равных: в глазах Господа все братья и сестры. Войдя, Мария увидела у окна силуэт в черном. То была женщина, но лица ее рассмотреть было невозможно из-за темноты.

– Вы ошиблись, – нервно заметила Мария, обращаясь к хозяину. – Эта комната занята.

– Нет! Она для вас. Эта женщина ждала вас, – ответил он.

Женщина при этом обернулась и оказалась лицом к лицу с Марией. Та не смогла сдержать крик перед этим призраком прошлого длиною в четверть века. Подумав, что у нее от усталости начались видения, Мария потерла глаза. Женщина вышла в круг света от горевшего канделябра, и Мария услышала смех. Сухой смех леденил сердце.

– Ну же, мадам герцогиня, узнавайте меня! Не поверю, что я так уж сильно изменилась!

– Элен! – пробормотала Мария. – Элен дю Латц… Вы здесь?

– Да, здесь! Это я послала за вами.

Язвительный тон бывшей наперсницы и служанки вернул Марию к действительности. Она достала из-за корсажа записку Генриха:

– А это? Может, это написали вы?

– Вы догадливы! Я хорошо знакома с его почерком! Вам ведь, я думаю, известно, что я долго жила с ним!

– Так ли это? В последний раз я видела вас входящей в Урсулин де Нант, чтобы найти там успокоение пред Господом и отречение от мирской жизни. Что же это тогда было?