Интриганки

Через год епископ Мюнстера Луи Сент Виппра, только что получивший инвеституру и рвущийся показать свою ревностью в делах веры и независимость от Саксонского дома, сурово вопрошал герцогиню Ромуальду:

-- Ты ступила на стезю греха, ты отдалась заразе ереси, ты дала приют множеству отступников, даже и из наиболее злобных и отпетых...

-- Луи, ты дурак? Катары объединяются вокруг окситанских епископов. Ты хочешь, чтобы и наши, местные, усилили эту ересь? Ныне они переходят в греческую веру. Одни больше, другие меньше. Но они все не будут поддерживать оскитанцев. Я внесла раскол в среду противников римско-католической церкви. Твоих противников. И ты меня за это и ругаешь? Ты способен видеть дальше своего носа?

То, что большинство прелатов будет враждебны княгиням - было понятно ещё во Всеволжске. Хохмочка с переходом части катаров в православие, при всей несовместимости догматики и ритуалов, основывалась на длительной истории весьма кровавого конфликта и последующего примирения православных и павликан в Византии. И раскалывала не только катаров, но и папистов.

-- Индекс еретичности снижается? Это хорошо?

Барбаросса, искренне верующий католик, стремящийся, не только официально в имперской клятве, но и в душе своей, к защите христианства и торжеству римско-католической церкви, оказался перед выбором между "большим злом" - приумножением еретиков "первого рода" и малым - уменьшением числа этих еретиков и появлением в империи православных. При чётком понимании, что в конфликте с папой эти-то поддержат его, императора. У него появилась новая, прежде не существовавшая возможность.

-- А в чём проблема? - Иудеи же живут.

Люди - разные. И по-разному воспринимают новые возможности.

Катары и большинство свиты удалились: герцогиня попросила не только выдать освобождённым денег на дорогу, но и проводить за пределы Миндена. Во избежание. Например, излишней инициативности епископских слуг.

-- Ваше Высочество...

Ростислава подняла глаза от кубка, который она бездумно и утомлённо крутила в руках. Ушли все. Кроме двух телохранителей. И этого длинного мужчины. Который не проронил ни слова во время беседы. Сидел с краю и, кажется, не был катаром. Теперь он будет чего-то просить. И, наверняка, врать. Нагло. Судя по выражению его лица. Считая её дурочкой, которая ничего в здешней жизни не понимает.

Мда... А второе-то - верно.

-- Да, слушаю.

-- Вы... очень необычная герцогиня.

-- У тебя большой опыт по герцогиням? Чтобы сравнивать.

-- Х-ха... Поймали. Из герцогинь - вы первая. Но с благородными дамами... приходилось. Вы вытащили этих бедолаг из-под топора. Епископ... очень на них зол. Накормили, позволили сидеть в вашем присутствии и оспаривать ваши слова. И предложили им... новое. Чего никто в этой стране даже представить не мог.

-- Ты не из их числа? Кто ты?

-- Я... Меня называют Длинный Густав. И я... я из фемы.

Ростислава нахмурилась, пытаясь вспомнить смысл этого, столь всё объясняюще прозвучавшего слова. Что-то такое она слышала. И во Всеволжске, и потом. В Гданьске, в Магдебурге... какой-то трёп, какие-то страшилки...

Оп-па. А ведь это и вправду может быть опасно. Смертельно опасно. Двое телохранителей на месте. Но не в боевом состоянии - палаши в ножнах. До этого... Густава три шага. А она - как дурочка. Даже кольчужку не одела.

Впрочем, эти обычно вешают, а не режут.

Ну, у тебя, Ростя, и утешалочки.

-- По... кх... по мою душу?