— Не надо! Я все видел. У Изабель хорошая походка. Но не она мне понравилась. Мне понравилась ее дерзость и целеустремленность. — Я покосилась на него из-под завесы своих волос. — Но вы тихая сегодня… Я ошибся в вас?
— Вы не бежали через весь Нью-Йорк на своих двух. — Бурчу я.
Но он улыбается в ответ.
— Нет, не бежал, я делал подкоп. — Он засмеялся на свою же шутку, и Нортон подхватил смех.
Я ничего не поняла.
— С сегодняшнего утра, я содиректор дома Тадеско Рици. Слышали о таком?
— Да. — Вру я.
— Мы меняем концепцию бренда. Мы хотим создавать что-то более молодежное, дерзкое, целеустремленное. Одежду для таких, как вы, Иза.
— Кто, сломя голову, будет бежать пол-Нью-Йорка?
Он улыбается и делает щелчок пальцами.
— Именно! Вы мне очень понравились. Я планирую собрать группу из моделей, которые будут лицами, характером бренда. Попытаться сделать что-то на грани Виктории Сикрет, но как Эди Слиман для YSL или Рустен для Balmain.
Нортон тут же поддакивает с видом знатока. Я же не понимаю.
— Вы хотите продавать нижнее белье?
Мой вопрос их смешит.
— Нет! Виктория Сикрет делает своих моделями звездами. Я хочу сделать пиар-компанию не для одежды, а для своих моделей. Сделать тебя звездой. А ты будешь продавать одежду от Тадеско Рици своим поклонникам.
— А не проще ли взять уже раскрученную звезду?
— Проще! Но не интересно. Так делают все. К тому же звезда не заинтересована в своем успехе, она заинтересована в своем гонораре. А тут вы будете заинтересованы в продвижении себя и в продаже одежды, потому что это будет приносить вам деньги.
Я задумываюсь:
— Но вдруг кто-то из ваших моделей сбежит? Или ее перекупят?
— А для этого я заключу с вами контракт.
Вот оно что! Сделка с дьяволом. Логично! Я могу представить масштабы.
— А если я не стану звездой… Вы с меня последнюю шкуру снимете?
— Станешь. — Он произнес это так твердо, что я удивляюсь.
Это не типичная фраза для модельного бизнеса. Обычно потом идет «но», и самое трудное и важно говорится после.
Но (!) он не сказал.
Я смотрю на Монтгомери: он полусидит на подоконнике. Свет из окна бьет из-за него, делая его лицо и фигуру почти черной. На мгновение кажется, что есть только эти золотые слепящие лучи закатного солнца и мужская фигура, которая стоит напротив.
Так изображают святых…
Мое тело уставшее, застывшее, нечувствительное, будто я начала терять способность гравитации. Я бестелесная, лишь только глаза, которые смотрят на умиротворяющую фигуру мужчины у окна. Забытый сон… «Кэтрин, ты меня слышишь?»
— Думаю, завтра стоит пригласить юристов, чтобы обсудить и подписать контракт.
— Сумма для начала будет небольшая, но с увеличением объемов продаж будет увеличиваться под проценты.
Ощущение, что я уже в ловушке. После парения чувствую себя плохо. Я смотрю на кусок недоеденной шоколадки на соседнем столе. Она словно гвоздь, вбитый в белую стену — глаз так и цепляется за нее! Мне кажется, что я уже знаю ее вкус и вес, как захрустит под большим пальцем, разламываясь, если надавить.
— Каковы риски?
— Там будут строки по поводу ухода и срыва контракта: возврат в денежном эквиваленте.
Я словно расслаиваюсь. Закрыв глаза, пытаюсь логически объяснить свое состояние. Это просто испуг из-за давления подписывать контракт. Я устала. Наверное, еще давление упало.
Моя голова тяжелая. Хочется ласки. Хочется, как в детстве, подбежать к маме и потереться лбом о нее, чтобы погладила, как котенка, и поцеловала. Хочется домой. Куда-то в далекое и невозвратное. А свет из окна становится невыносимым. Он давит на меня. Уничтожает. Только голоса и боль в грудной клетке. «Мы вернули ее».
— Тогда завтра? В девять утра?
— Да. Мы будем.
Стол стеклянный, почти как у Нортона, только с тонировкой. Я вижу в нем отражение. Силуэт женщины. На мгновение пугаюсь, но понимаю, что это я.
Мои руки холодные. В последнее время я чертовски мерзну. Оглядываюсь, и осознаю, что сижу за столом в кабинете для переговоров. Передо мной сидят несколько мужчин в костюмах, Нортон, директор агентства и Джеймс Монтогомери, который пристально смотрит на меня, не замечая никого и ничего. И легко улыбается, будто знает, что со мной происходит. Мне становится страшно, потому что я не помню, как я оказалась здесь. Почему я не помню? Куда делись более двенадцати часов? Зажмурившись, вспоминаю, что пришла в нашу съемную квартиру с Таней, что разговаривали, что утром я приехала сюда. Но все это лишь факты, будто кадры из забытого кино. Будто моя жизнь попала под монтаж. Что со мной?
— Изабель, вам останется поставить подпись и приступить через две недели.