Интервью… в тумане

— Ну ладно не будем обсуждать её за спиной. Лучше скажите мне в каком кабинете у нас Антонина Самойлова?

— В триста семнадцатом. А что?

— Хочу поздороваться — непринужденно ответил Богатырев, но так, чтоб Зинаида Васильевна поняла, что на следующие поступившие вопросы, он отвечать не станет.

Максим Анатольевич не торопился знакомиться с приказами, что-то подсказывало, что к этой работе нужно подойти секретно. Без посторонних глаз. Афишировать проблему он не торопился. Оставалось только надеяться, что сама Маргарита ещё не успела никому разболтать, и болтать не станет. Хотя женщины существа непредсказуемые, а умные женщины, ещё и опасные. Кто знает, что полусонная нимфа успела рассказать Зинаиде Васильевне, когда ждала его в приемной. Кто знает, может, в полусонной нимфе проснется контролер, и она станет каждый день названивать ему и требовать отчет по проделанной работе. А послать её на свое место работы — означало подписать себе приговор. Белозёрова была из той категории людей, которые добиваются цели, не обращая внимание на цели других людей.

Когда Зинаида Васильевна ушла, не добившись от начальника вразумительных ответов, Максим Анатольевич, спрятал документы в дипломат, вышел и закрыл кабинет, что не делал ещё ни разу со дня поселения в эту комнату.

Антонина Самойлова близоруко уставилась в монитор компьютера и не сразу заметила, что к ней в кабинет зашли. Она бубнила, читая.

У него появилась неожиданная возможность нагло порассматривать девушку. Вчера она казалась ему огромным цветком. Благодаря затуманенному взгляду он успел составить её образ по голосу. Образ оказался далёк от действительности. Неожиданно для себя он сделал вывод, что имя Антонина ей не идёт. А вот Тоня — подходит. Из огромной (а может даже анарексично худой фуксии) девушка превратилась в уютную круглолицую блондинку с веснушками на носу.

Не отрывая взгляд от экрана, Антонина похлопала по столу, нашла очки и нацепила их на нос.

Максим Анатольевич осмотрелся. Кабинет оказался узким и тусклым, хотя вчера ему казалось, что он освещен миллионом ламп. Поиски стула не увенчались успехом. Точнее стул-то он нашел, только присесть на него было проблематично. Все свободные плоские места выше пола были заняты документами. На столах громоздились башни папок, одна из них была родственницей Пизанской — клонилась и обещала упасть. Второй стол в этом неуютном кабинете тоже был засыпан продукцией бумажной промышленности, и если бы они не были исписаны, то казалось бы, что именно в этом кабинете ведет деятельность эта самая промышленность и производство бумаги на уровне перепроизводства — пора останавливать. Но обложки папок гласили, что внутри важные документы. За кипами стоял компьютер. Значит, где-то должен быть хозяин компьютера. Надеясь, что он не находится под завалами документов, Максим Анатольевич спросил:

— Антонина, почему вы работаете одна?

Тоня вздрогнула, ойкнула, чуть не упала со стула и пропищала:

— Максим Анатольевич?

— Я.

— Вы меня напугали.

— Простите, не хотел.

— Поверю. Доброе утро.

Она подскочила, засуетилась, освободила ему стул. Он помог. Схватил папки, огляделся в поисках свободного места, Тоня, как всегда помогла:

— Ставьте сюда. — Она присела и протолкнула кипу под стол. Тоня утрамбовала папки, прислонив их к ножке стола. Поднимаясь, пообещала: — Я потом разберу. Я уже месяц работаю одна. Несколько дней назад была у меня помощница. Два дня проработала. Я только успела ввести её в курс дела, она сбежала. Не догнали.

— В смысле?

— Это я шучу. — Она улыбнулась. — А хотите кофе, Максим Анатольевич?

— Кофе не хочу, а если чай есть, то не откажусь.

— И чай, и сахар, и шоколадка.

— Опять шутите?

— Нет. На этот раз все серьезно.

Она включила электрический чайник, и пока суетилась над кружками, он попытался реабилитироваться:

— Я пришел поблагодарить.

— Благодарите. Грешна, люблю, когда меня благодарят. — Она повернулась к нему и смутилась. — Это опять была шутка.

— На этот раз я понял.

Он действительно понял, что ему легко с ней. Всю ночь он промаялся, пытаясь понять, как извиниться перед девушкой, в кабинете которой вчера устроил неконтролируемое представление. Хотя был уверен, что с некоторых пор научился закапывать стыд под метровым слоем собственной уверенности. Но в душу закралась некая доля сомнения. Возможно, Антонина Самойлова вела с ним собственную игру, пытаясь за неуместными шутками спрятать волнение.

Она налила кипяток в кружку и передала ему. Аромат смеси горького черного чая и сладкой малины заполнил воздух. Хотелось дышать полной грудью, но было что-то сковывающее сознание. Пытаясь разрядить мысли, он проговорил:

— Спасибо, что спасли меня от неминуемого позора.

— Да ладно вам.

— Действительно, спасибо.

— Пожалуйста.

— Вы одна со всем этим справляетесь?