Интервью со смертью

Качает головой. С укором? С сожалением? Я не люблю его, что тут поделаешь? Ночь наступает стремительно, последняя ночь последнего дня. Руслан Столяров – услужливо выполненная легкомысленная просьба. Я от нее отказываюсь: пусть моим палачом будет Алеша. Переправьте исправленную запись, верните все назад!

– Пойдем! Нам нужно торопиться.

Хватает меня за руку, тянет куда-то. Зачем? Здесь самое место: никто не услышит, никто не спасет.

– Куда ты меня тащишь? Пусти! Мне больно!

Трава шуршит под ногами осенним шорохом опавшей листвы. Нелюбимый, ненужный, от тоски и безнадежности ставший маньяком.

– Да куда, черт возьми?

Гул взлетевшего самолета заглушил мои слова, земля задрожала мелкой противной лихорадочной дрожью. Парк кончился, стало гораздо светлее. Шоссе. Красные «жигули» Столярова.

Ну не хочу я, чтобы мой последний день заканчивался Русланом! Моя душа не имеет к нему никакого отношения. У него нет права меня убивать! Не он шел со мной под руку по мокрой скользкой дорожке, не с ним мы не успели развести костер на берегу ночного моря, не его возвращения я так долго ждала.

– Садись!

Столяров затолкнул меня в машину, захлопнул дверцу, резко взял с места. Почему же тогда я так легко поверила, что Назаренко убил не он? Зарыла голову в песок, не пожелала увидеть, что и моим палачом станет Руслан? Его я даже в этом качестве меньше всех принимаю.

Длинное-длинное шоссе, как коридор в одесской тюрьме. Что там, в конце коридора? Руслан Столяров – худший вариант подмены. У него нет права меня убивать! У него вообще нет на меня никаких прав!

– Куда ты меня везешь?

Отвернулся от дороги, посмотрел на меня невыносимо влюбленным взглядом, погладил нежно – ты не имеешь права на нежность! – по волосам.

– Я ведь тебя спасаю, неужели не ясно?

– Спасаешь? От кого? От чего?

Даже в качестве спасителя он мне не нужен! Но какой поворот! Вот уж чего не ожидала!

– Ты слишком долго жила ожиданием. Слишком долго.

– Оставь! Это тебя не касается!

Отвернулся, внимательно следит за дорогой, но не обиделся. Первый раз в жизни не обиделся!

Шоссе загородное влилось в шоссе городское. Откуда Руслан мог узнать, что этот день – мой последний день, если не он убийца? Выследил Алексея?

– Как ты меня нашел?

Усмехнулся – губы сложились в горькую складку, хотел повернуться, но удержался – упорно рулит, упорно следит за дорогой.

– Разве мог я тебя не найти?

Достойный ответ влюбленного безумца.

Улица совсем оживилась, подъезжаем к центру. Вряд ли ему, нелюбимому, ненужному, чужому, удастся меня спасти. Ночь совсем близко. В воздухе сырость – через час, через два пойдет дождь. Ночь перельется в мокрый асфальт – мы добежим, доскользим до конца дорожки, и уж не Столярову нас остановить.

– Приехали! Выходи!

Он к себе домой меня привез, скучный тип! А я-то думала, по крайней мере спрячет в замке, обнесенном крепостной стеной. Это здесь он собирается укрыть меня от опасности, от Алексея? Укрыть, умыкнуть… Ничего не получится! Эта ночь – только наша.

Молча идем до подъезда. Молча поднимаемся в лифте. Щелкнул замок… Мозг поцарапал этот звук. Я его слышала, он с чем-то связан. Сегодня слышала, утром, когда поняла, что умру. Очевидно, щелкнув второй раз, дверь выпустит меня в смерть.

Мы прошли в комнату, почему-то не разуваясь. Я села на диван – привал перед трудной дорогой. Столяров бросил мне сигаретную пачку и зажигалку:

– Если хочешь, кури.

Я так и не увидела картину своей смерти. И лицо убийцы так и не решилась увидеть. Но лицо Столярова что-то вдруг стало не по делу суровым. Неужели все-таки он? Зачем в таком случае он привез меня в свою квартиру? Нет, тут что-то не так. Нервно расхаживает по комнате, словно усиленно думает или не может согласиться со своей мыслью.

– Кира.

Остановился, смотрит в упор, жутко смотрит. Хочет сообщить мне страшную весть и не решается?

– Я все знаю, Кира.

Значительно так произнес, как будто признался, что разведал мою тайну. Глупый, смешной. Но и глупость его меня не трогает.

– Что знаешь? – Я закурила, представив почему-то, что эта сигарета – моя последняя.

– Я знаю, как ты делала свои сенсации, – выдохнул он, словно бросился в омут.

– Ну и что? Разве я это от тебя скрывала?

– Ты не понимаешь! – Руслан покачал головой. – Я все знаю. Как было на самом деле, знаю. Помнишь свою первую громкую статью, о пожаре? Бутылочка, соска… Все поразились тогда, каким образом ты могла так проникнуть в детали, как будто знала этих людей, как будто была в их квартире, как будто сама присутствовала при их трагедии. А ты знала, была, присутствовала. Это ты подожгла квартиру. Подожгла, а потом написала.

– Ты с ума сошел?