Интервью с вампиром

Он вскочил, бросился ко мне, прижался ко мне. Против воли я взял его за руку. Согнувшись, Лестат спрятал лицо на моей груди, до боли сжал руку. Красные вспышки мигалки осветили комнату, и скоро все стихло.

«Луи, я не вынесу этого, не вынесу, – говорил Лестат сквозь слезы. – Помоги мне, останься со мной».

«Чего же тут бояться? Просто поехала машина».

Я посмотрел вниз, на его светлые волосы. И вдруг вспомнил его в далеком прошлом: высокий, статный джентльмен в свободной черной накидке, откинув голову назад, сочным, хорошо поставленным голосом поет веселую арию из оперы, которую мы только что слушали. Его трость постукивает в такт по булыжникам мостовой, его большие мерцающие глаза останавливаются на молодой женщине, стоящей рядом, и широкая улыбка расцветает на его лице; песня замолкает на полуслове, и на мгновение, когда их взгляды встречаются, кажется, что все зло растворилось в этом всплеске наслаждения и счастья: ты чувствуешь себя просто живым существом.

Значит, такова расплата? Эта боязнь перемен, этот животный страх…

Я должен был что-то сказать Лестату, напомнить ему о нашем бессмертии, что никто не приговаривал его к уединению в этом логове, где он окружен несомненными признаками неминуемой смерти. Но я так ничего и не сказал и знал, что никогда не скажу.

Темное море тишины снова нахлынуло на нас. Мухи роились вокруг гниющего крысиного трупа. Ребенок тихо смотрел мне в глаза, как на яркие безделушки, и ручка с ямочками ухватилась за мой палец.

Лестат встал, выпрямился, но тут же снова согнулся и упал в кресло.

«Значит, ты не останешься со мной, – вздохнул он и отвел взгляд. Но вдруг встрепенулся. – Я так хотел поговорить с тобой, – сказал он. – Той ночью, когда пришел на Рю-Рояль, я хотел только поговорить. – Он закрыл глаза, нервно вздрогнул, словно у него перехватило дыхание, как будто удары, нанесенные мной тогда, только теперь достигли цели. Глядя перед собой невидящим взором, он облизнул губы и тихим, совсем знакомым голосом сказал: – В Париж я поехал вслед за тобой…»

«О чем же ты хотел поговорить тогда? – спросил я. – Что ты хотел мне сказать?»

Я вспомнил его безумную настойчивость в Театре вампиров, хотя не думал об этом долгие годы; нет, пожалуй, вообще никогда. И сейчас говорил об этом с большой неохотой.

Но Лестат лишь улыбнулся слабой, почти виноватой улыбкой и покачал головой, тихая, смутная печаль наполняла его глаза.

И я почувствовал глубокое, невыразимое облегчение.

«Останься со мной!» – попросил он.

«Нет», – ответил я.

«И я не останусь», – сказал молодой вампир из темноты двора и вышел в оконный проем. Лестат взглянул на него и робко отвел глаза. Его губы дрожали.

«Закрой, скорее закрой». – Он указал пальцем на окно, и тут рыдания вырвались из его груди, он опустил голову и заплакал.

Молодой вампир ушел, быстрые шаги прошуршали по дорожке, звякнула калитка… Я остался один с Лестатом. Успокоился он не скоро, я сидел и смотрел на него и думал о том, что произошло между нами, вспоминал давным-давно забытое.

И моя прежняя печаль вернулась ко мне, как в нашем доме на Рю-Рояль; но я грустил не о Лестате, умном и веселом вампире, который жил когда-то в этом доме, эта печаль была больше, это была часть той страшной, великой тоски, и я вдруг очутился в другом времени, в другом месте. И это другое место так ясно встало перед моими глазами: комната, жужжание насекомых, запах смерти и цветущей весны. И я узнал эту комнату, узнал с такой ужасной болью, что разум отказывался воспринимать это: нет, я не хочу туда, не возвращайте меня в прошлое. И вдруг все исчезло, и я был с Лестатом, слеза упала на круглую щечку ребенка, и это была моя слеза. Я вытер мокрые глаза и удивленно посмотрел на свои руки.

«Но, Луи, – тихо сказал Лестат, – как ты можешь быть так спокоен? Как ты можешь выносить это? – Он смотрел на меня, его губы дрожали. – Пожалуйста, Луи, объясни мне, как тебе удается понимать и выносить все это?!»

По отчаянию в глазах Лестата, по глухому тону голоса я понял, что и он с трудом подталкивает себя к чему-то очень больному, к картине из забытого прошлого.

Но скоро его взгляд затуманился, он запахнул халат, качнул головой, посмотрел на огонь и глубоко вздохнул.

«Мне нужно идти», – сказал я.

Я так устал от Лестата и от всей этой грусти. Снова захотел покоя, к которому так привык. Я поднялся и вспомнил, что у меня на руках ребенок.

Большие, полные страдания глаза взглянули на меня с гладкого вечного лица.

«Но ты ведь вернешься… навестить меня… Луи?»

Я отвернулся и пошел прочь; он звал меня, но я не слушал. На улице оглянулся: Лестат стоял у окна, он боялся выйти, и я вдруг понял, что он уже давно не был на улице и вряд ли когда-нибудь выйдет из этого дома.

Я возвратился в маленький домик, откуда молодой вампир забрал ребенка, и положил малыша обратно в его кроватку.

– Вскоре я рассказал Арману о встрече с Лестатом. Может быть, через месяц, не помню: время ничего не значило для меня. Но только не для Армана. Он удивился, что я не рассказал ему об этом сразу.