Телевидение практически такое же зло: по «ящику» идут новости о беспорядках в мире. А так как в новостях события не придуманы, то следующие за ними фильмы и сериалы причиняют не меньше вреда: недавно поступило четыре или пять сообщений о юношах, повесившихся после просмотра вестерна. Никто не устраивает бойни, начитавшись Агаты Кристи — на подобное решаются под воздействием газетных статей. В Дании, между прочим, насколько я понял, отменили всякую цензуру. И ничего. Статистика — пусть и неуверенно — показывает: число изнасилований и избиений сократилось. Посредством цензуры власти предержащие пытаются скрыть только то, что если цензуру отменить, ничего не случится.
В.: В Бостоне состоялся суд над «Голым завтраком». В вашу защиту выступили Норман Мейлер и Аллен Гинзберг. Вы сами присутствовали на процессе? Какое впечатление у вас осталось?
О.: Нет, меня там не было. Вызывали, но я отказался ехать. А общее впечатление — сплошной фарс. Защита доказывала, будто «Голый завтрак» имеет огромное общественное значение, однако, по-моему, это к делу не относится и не затрагивает основного вопроса о праве цензуры в целом, о праве государства осуществлять какую бы то ни было цензуру. Уверен, будь я там, пользы бы не принес.
В.: Как думаете, что имеется в виду, когда какое-либо произведение называют порнографией?
О.: Думаю, что абсолютно ничего в виду не имеется. Впрочем, сами критики полагают точно так же. Истинное значение слова теряется, юридическое определение термина размыто. Сегодня порнографией не считают только то, что спасительно влияет на социум — правда, никто не знает, в чем это «спасительное влияние» заключается. А эти странные решения суда «об использовании порнографии с целью наживы»? Разумеется, любой издатель заинтересован в получении прибыли от своей продукции. «Порнография» — одно из тех «двуствольных» слов уничижительного характера, у которых нет абсолютно точного значения.
В.: Как думаете, обходит ли цензуру настоящая порнография?
О.: О да! Провести удается кучу всего. И куда же без вопроса о порнографическом насилии, которое, возможно, воздействует на человека дурней, чем обычная сексуальная порнография, хотя я сам не верю в цензуру ни в кино, ни в театре, ни в литературе. Да, определенно, провести удается уйму всего, немного это замаскировав.
В.: Есть ли политический способ освобождения мира? Поможет ли полная смена идеологии, если, например, заменить капитализм социализмом?
О.: По мне, так решительно нет. Шило на мыло, стереотипы остаются все те же. Что случится, если правительство возьмет под контроль так называемые средства производства? Ничего, предприятия на Западе уже практически находятся во владении государства. Да, у предприятия может быть конкретный хозяин, но государство диктует ему, сколько платить рабочим, сколько рабочих он может нанять… Хозяин превращается в управляющего. И этот управляющий немногим отличается от руководителей советских предприятий. Практически разницы вообще нет.
В.: Анархисты, наверное, единственные, кто предлагает решение ситуации в будущем. Вы верите в их путь к спасению?
О.: Я даже толком не знаю, что они собой представляют, но все равно скажу: не верю, будто половинчатые меры приведут к спасению. Пока не устранить само понятие нации, понятие семьи, мы ни к чему не придем. ООН решения не предложит, потому как проблема заключена уже в самом названии этого учреждения: «Организация Объединенных Наций». Анархисты говорят: долой законы, но законы — это результат существования наций. Анархисты не смотрят в корень проблемы, не видят основного стереотипа — нации. Оставляют ее жить, предлагая уничтожить законы. Лечат симптомы, не замечая самой болезни.
В.: Изменятся ли общественные структуры, если избавиться от денег?
О.: В 1959-м в «Уходящих минутах» я писал: «Я ослаб я еле могу дотащиться домой милая доллар рухнул». «Уходящие минуты», первый эксперименте методом «нарезки», оказались пророческой книгой. Видите ли, с деньгами не все ладно: их требуется больше и больше, а покупать удается все меньше и меньше. Деньги — как джанк. Доза, от которой вставило в понедельник, в пятницу уже не действует. Нам грозит международная инфляция, подобная той, что постигла Германию в конце Первой мировой. Толстосумы отчаянно копят золото, алмазы, антиквариат, картины, редкие книги, марки, еду, спиртное, лекарства, инструменты, оружие.