Интервью под прицелом

— Да я больше по сторонам глазела, — виновато призналась Екатерина. — Приметила, что конкуренты понаехали, Василий Пчелицын был с НТВ, он сам и оператор, и корреспондент. Репортер года, такое ощущение, что у него агенты повсюду. Можно подумать, ему было интересно интервью ветерана, а вот когда Голобродский начал про преступления рассказывать — так Пчелицын сразу прикатил.

— Кого вы еще можете назвать?

— Ну знакомых больше не припомню. Так, телевизионщики. Газетчики тоже были. А вообще… ну обычные люди вокруг — толпа.

— Вот и опишите мне, пожалуйста, кого вы запомнили из толпы…

«Да, Александр Борисович был прав: разговаривать с этой дамочкой довольно тяжело, и будет ли толк — неизвестно. Надо фоторобот подозреваемого составлять, а эта милочка никого даже припомнить не может, кроме коллег. Угу, „обычные люди… толпа…“ — мысленно передразнила ее Светлана.

Василий Пчелицын оказался куда более внимательным и толковым. Он назвал еще три фамилии присутствующих коллег. Сказал, что снимали это интервью шесть или семь операторов. Назвал четыре телекомпании, на которые обратил внимание в тот день. Хотя внимательность его тоже ограничивалась сферой профессиональных интересов. В основном он сопоставлял и оценивал ракурсы съемки у коллег-конкурентов. Посторонних людей не запомнил. Впрочем, если они и были, то было их — по словам Василия — совсем немного. По крайней мере, в непосредственной близости от полковника-ветерана. Это было уже интересно. Однако проверка телекомпаний, их сотрудников, просмотр отснятого материала — все было впустую. И ни на одном кадре не было ни единого персонажа, которого можно было бы заподозрить в совершении преступления.

Рюрик Елагин только что доложил Турецкому о результатах, полученных на квартире у Голобродского. Наибольший интерес представляли бумаги, которые подтверждали то, что следователи Генпрокуратуры уже неоднократно слышали в телевизионной записи. Подполковник в отставке действительно занимался расследованием преступлений в фармакологической сфере.

— Очень любопытно, — заметил Турецкий. — Но, судя по всему, он действовал не в одиночку. Если это действительно была общественная комиссия, то нам во что бы то ни стало надо найти остальных общественников. Рюрик, ты не находишь, что довольно странно получается — товарища убили, а никто до сих пор к нам не обратился?

— Александр Борисович! Я вот что думаю. Дело нам только что передали, но ведь изначально оно в районе было заведено. Хорошо бы узнать, не обращался ли кто как раз к ним.

— Это ты дело говоришь! — одобрил Елагина начальник. — Давай дуй туда и в точности узнавай, были ли сигналы, а если да, почему никаких заявлений мы в деле не обнаружили.

Елагин оказался прав: помимо очевидцев были и другие свидетели, желавшие пролить свет на убийство ветерана. Ефим Рафальский ничтоже сумняшеся пришел с заявлением просто-напросто в отделение милиции по месту жительства Голобродского. Участковый на редкость внимательно его выслушал и направил в Мосгорпрокуратуру, но вот там его как раз и отказались принять. Точнее, заявление приняли, но самого Рафальского выслушать отказались, сославшись на занятость. Пока не грянул гром с самого верха и дело не было передано в Генеральную прокуратуру — никто и не думал всерьез заниматься расследованием. Ну убили старика в толпе, Москва — большой город, всякое случается, а тут еще однополчане с жалобами приходят… Никому и в голову даже не пришло подшить заявление Рафальского к еще даже не начатому делу…

Однако Елагин поднял такую бурю, что нашлось и само заявление, и молоденький следователь, который им пренебрег. Обещая все кары небесные по служебной части своему незадачливому коллеге, Рюрик возрадовался тому, что заявление было составлено по всей форме и на данный момент у него имелись не только инициалы столь ценного свидетеля, но и адрес его постоянной регистрации. Елагин, не привыкший что-либо откладывать на завтра, тут же рванул по указанному адресу, однако Ефима Борисовича он дома не застал, но выписал повестку, которую и вручил его супруге. Оставалось ждать завтрашнего дня.

Опрос же очевидцев печального события на Триумфальной площади никаких результатов не принес. Из постоянно действующих киосков в непосредственной близости от места прерванного интервью были только два: цветочный ларек и теремок, в котором готовились огромные блины с разнообразной начинкой.

Пожилая женщина в тонком сером пуховом платке, торгующая цветами, отлучалась на полчаса как раз в то время, когда произошло убийство. Вернувшись из поликлиники, куда она бегала записаться на прием к стоматологу, она обнаружила неподалеку от рабочего места толпы народа, милицейские машины, «скорую помощь». Разумеется, ничего вразумительного от нее добиться было нельзя, кроме просьбы не выдавать ее отсутствие хозяину цветочной палатки. Проверка поликлиники подтвердила, что цветочница говорит правду.