Интервью, мысли, записи

Интернациональные взгляды — это очень удобная маскировка для всяческих проходимцев и ротозеев. В самом деле, если ты будешь говорить о своем патриотизме, о своей любви к русскому народу, тебя тут же сделают черносотенцем или, в лучшем случае, националистом.

Когда возводятся баррикады, то всегда возникают две правды — по одну и по другую сторону. Не понимать этого могут только идиоты!

Вот такой исключительный случай произошел со мной. Пришло письмо от человека, который писал, что родителей лишился еще в детстве, воспитывался в казенном детдоме, ничего о предках не знает, но память сохранила фамилию — де Парма! Не могли бы вы ответить — кто я такой? Я начал ответное письмо ему таким обращением: «ВАША СВЕТЛОСТЬ, почтенный герцог…» Да, была на Руси такая дворянская фамилия герцогов — де Парма, которые владели имением, кажется, в Черниговской губернии. Смотри: энциклопедия — Герцогство Парма в Италии…

Дело прошлое, и не всем я рассказывал, что однажды мне поручили пасти волков. Ну, скажу я вам, вот это было дело! Хотя и платили по первому разряду, но мне тогда казалось, что лучше жить на литературные гонорары, от которых, как известно, все писатели ноги протягивают. Но вернусь к волкам!

Самое главное для пастуха — установить душевный контакт с пасомыми. Но вот беда — не было у меня контакта, хоть плачь, и чаще обычного я вспоминал народную мудрость: «Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит…»

Никогда не понимал людей, говорящих: «Ну, всё! Теперь я буду отдыхать» — и уезжающих куда-нибудь из города. У меня всегда вопрос к таким персонам: если ты собрался отдыхать, то что собираешься делать во время отдыха? Ибо человек «просто отдыхающий» — это ненормальность в моем представлении. Я могу лечь спать, могу читать, могу думать, но отдыхать — никогда! Как не терплю людей с большими оттопыренными ушами или губошлепов с мокрыми губами, так же ненавижу и отдыхающих!

Чем больше я живу на свете, тем больше убеждаюсь в том, что те дни, которые я не считал праздничными когда-то, на самом деле есть дни самые счастливые в моей жизни. И чем дольше длится моя жизнь, тем больше счастья я вижу в тех неярких, по сути, днях, которые вдруг разукрашены воспоминаниями…

Весь ужас оттого, что мы забыли о золотой середине. Как только начинают делить все на черное и белое, так начинается трагедия народа. Между тем надо учитывать, что мир окрашен полутонами — между святостью и злодейством живет нетленная «середина». Нельзя, чтобы люди верили только в рай, только в ад — помимо них существует и просто жизнь. Так не будем соблазнять его светлым будущим, как не будем устрашать его и муками сатанинского ада…

Многие видят мир только черно-белым, разделяя людей на две категории: «наши» и «не наши». То же было и в искусстве, писатели ставили перед собой два ведра — с черной и белой краской, ими они и мазали своих героев. Между тем людей только положительных или только отрицательных в природе не существует. Описывая отрицательного типа, прежде найди в нем то, что положительно, — без этого образ тускнеет, становится мертвым.

В нынешнем Волгограде, бывшем Сталинграде (и бывшем Царицыне — по реке Царице), экскурсоводы говорят туристам, что их город славен не только знаменитой битвой, но и тем, что в нем больше всего поставлено памятников Ленину: можете пересчитать — их ровно ТРИДЦАТЬ.

Кого нельзя заесть (загрызть), того стараются запоить.

Коллектив — это страшное чудовище: он нивелирует индивидуальные начала, он тормозит любое проявление самостоятельности. Каждый уважающий себя человек должен вырваться из объятий этого ужасного спрута, высасывающего из человека его личное.

Люди, идущие в ногу с коллективом, лишь равнодуш но плывут по течению, и они всегда беспомощны, рабски ему подчинены. Эти инертные люди в потенции своей всегда таят угрозу для общества.

Великое счастье — видеть мир не таким, каким его видят все.

— Скажите, почему у вас на лацкане пиджака — верблюд?

— Видите ли, каждого человека определяет сравнение с каким-либо животным. Об одном человеке, неповоротливом, говорят: медведь. О хитрой женщине — лиса! О другом, трусливом, — заяц. О хищном — волк. А обо мне говорят, что я — верблюд.

Пусть читатель не думает, что я гонюсь за деньгами — я работал ради денег лишь в молодости, когда каждый рубль значил для меня очень много, как билет на трамвай для нищего. Сейчас я не думаю о них. Тем более что нет у меня ни дач, ни автомашин, ни шикарных поклонниц — я всегда не знаю, куда выехать за город, пользуюсь только такси и представляю собой старинный образец верного мужа, никогда не давая жене повода для ревности.

Все мои гонорары улетают на приобретение книг, и тут я становлюсь транжиром и мотом, не отказывая себе ни в каких затратах, ибо книга — это не мебель (дрова), это не одежда (тряпки), это не ресторан (если человек может обедать дома). Жена, войдя в мой дом, сначала удивлялась, а потом привыкла называть вещи своими именами: дрова, тряпки.

— Что главное в общении между людьми?