Интерпретаторы

— Не в этом дело. Ты двигаешь кроватью о стену, ты суешь мою голову в двери, чтобы ее размозжить, ты пинаешь меня в живот деревянными башмаками... почему бы тебе просто не раскроить мне череп топором?

Он говорил с такой обидой, что Дехайнва подумала: «Мужчины совсем как дети. Всякая боль им кажется невыносимой». Она села на кровать и нежно положила его голову себе на колени. Саго не сопротивлялся, но потом устыдился своей слабости.

— Продолжай свое, — проворчал он и перелег на подушку. — Какого черта ты вообще вернулась? Если уж хочешь обнимать меня, сначала просохни.

Ее реакция изумила его. Слезы брызнули у нее из глаз, и, чтобы скрыть их, она с новой яростью стала обшаривать комнату,

— Может быть, я видел то, что ты ищешь?

— Папку. Я вчера захватила ее домой.

— Служебную папку?

— Нет, домашнюю.

— К чему этот сарказм? Скажи мне, это были секретные документы?

— А ты их видел?

— Я же не ясновидящий.

— Прошу тебя, Саго...

— Под передним сиденьем машины.

— Но как же...

— Я сам ее туда положил. Взглянул в нее, когда ты ходила по магазинам. Ты чуть меня не поймала, и тогда я сунул ее под сиденье.

Она взглянула на него, словно выбирая способ убийства.

— Ничего там и не было, — издевался Саго. — Ничего для скандального разоблачения.

Опять к горлу подступила тошнота, и Саго сжал кулаки, но это не помогло. Дехайнва, скрывая радость, распахнула дверь настежь. Минута мучительной тишины — и затем с размаху она хлопнула дверью, и голова его оказалась между вагонами изгибающегося поезда. Таких женщин... убивать мало... И забыв о болезни, Саго прыгнул ей вслед и рухнул на пол, ударившись о гардероб. Ища опоры, он ухватился за него, и глаза его тотчас встретились с окаменевшими глазами отвратительных полированных сучков. Он поспешил назад, в постель, удивленный предательством своего тела. Обычно его подводила лишь голова. Однажды, в бытность студентом, он с похмелья вскарабкался по оконным выступам на третий этаж общежития, но черный револьвер не понявшего его намерений нью-йоркского полисмена заставил спуститься вниз.

— Я только хочу в свою комнату, — объяснил он, и полисмен улыбнулся.

— Ясно, ясно, только давай слезай, черномазый.

После короткого сна, от которого стало еще хуже, сэр Деринола появился опять. Почтенный баронет вылезал из шкафа трясущимся задом вперед, и Саго пронзительно расхохотался, отчего висок его вновь пошел трещинами, как ветровое стекло.

— Это была ваша дама? — спросил Мертвец.

Саго не хотел с ним разговаривать и притворился, что спит.

— Вы не желаете со мной говорить? — В голосе баронета звучала обида. — Вы понимаете, что вы мой единственный друг?

— Я ваш друг?

— Да. Не надо о прошлом. Вернее, именно о прошлом следует вспомнить. Вы и были моим другом. По крайней мере вы говорите мне правду в глаза, а с некоторых пор для меня это очень важно... Ведь в прошлом нам было не до правды, не так ли?

— Опасаюсь, что так.

— А теперь у меня нет ничего, кроме правды. Только правду я вижу теперь, денно и нощно следя за живыми. Бот поэтому... Погодите-ка, я сниму... — Он снял бюстгальтер. — Теперь вы довольны?

— Мне все равно. Я напомнил вам вашу собственную философию. Сам я люблю одеваться.

— Вы были правы. Теперь я доволен. Не давайте меня хоронить в одежде. Даже саван не нужен.

— Я понял. Саван не делает покойника.

Сэр Деринола важно кивнул и заморгал, удаляясь внутрь гардероба.

Трудно поверить, что сэр Деринола мертв. Когда Саго подал заявление и стоял на собеседовании перед членами редсовета, баронет деликатно, по-джентльменски довел его до белого каления. Невероятно, что он не только получил тогда работу, но и продержался на ней до сих пор. Не только сэр Деринола, но и вся «Индепендент вьюпойнт» была против его сотрудничества в газете. Все, за исключением посыльного Матиаса. Этот Матиас оказался добрым пророком. А когда Саго приняли на работу, Матиас чудесным образом усаживал его за письменный стол и спасительно удерживал в рамках приличия. Вернее, Саго брал Матиаса в плен и приказывал ему:

— Ну-ка, злодей, удержи меня в рамках приличия!

Это Матиас заставил Саго дождаться собеседования, и в благодарность Саго послал его за парой пива в свой первый рабочий день.

— Закрой дверь, Матиас, — он взял у него бутылки и наполнил свою кружку. — А эта бутылка тебе,

— Благодарю вас, сэр, — сказал ошеломленный Матиас и заспешил к двери.

— Куда это ты? Садись. Боюсь, тебе придется пить прямо из горлышка. Кружка у меня одна.

— Ога, можно я выпью в столовой?

— Чего ради? Я хочу, чтобы ты пил со мной. Может, мое присутствие мешает тебе насладиться пивом? Я знаю, ты человек щепетильный.

Матиас обьявил о своей любви к Саго.

— В таком случае не сиди на краю стула. Будь как дома. Не стесняйся. Мне хочется с тобой поговорить.

— Ога, потом, а то вдруг кто теперь куда пойдет. Посыльный в газете не может сидеть.

— Я здесь новый человек, и кто-то должен ввести меня в курс дела. — Матиас кивнул. — Так вот я тебя и мобилизую. Пей, Матиас.

— Да, сэр, — покорился Матиас.

— И перестань говорить мне «да, сэр».

— Да, сэр. Простите, ога.

— Ладно, не забывайся.

— Да, сэр.