Интермир

На раскрытой ладони монстра засверкала стеклянная пирамидка наподобие призмы. Поставив ее на пол, лорд Догнайф отступил на шаг и вполголоса произнес какое-то слово вроде «тотещеживоглот», хотя вряд ли именно это. Полыхнуло темнотой – не тем неоново-фиолетовым, которым подсвечивают афиши, заставляя их переливаться, а самым настоящим черным светом, обсидиановым, как будто лампочка взорвалась, только в негативе. Мгла накрыла Тони, он побелел и начал съеживаться.

Бедный мутныш закричал бы, если бы мог.

– Нет! – завопил вместо него я, хотя толку от этого не было никакого. В темных лучах пузырик сжался. Темные сполохи пропали, втянувшись в пирамидку, и отпечатались на радужке белой вспышкой. Лорд Догнайф поднял призму. Даже издалека видно было, как возмущенно-красным и взбешенно-алым переливается внутри маленький шарик.

– Мне передали, что этот живчик от тебя ни на шаг, поэтому я нашел место, куда его упрятать. Когда-то мы пользовались этими сосудами, колонизируя дикий хаос между мирами – эти твари все время путались под ногами. Пусть посидит тут десять или двадцать тысяч лет – если и вылезет, то будет уже не наша забота.

Он сунул призму в складки одеяния.

– Я всегда мечтал… – начал лорд.

Трудно вообразить, чего стоило выдерживать его взгляд, когда он обращался прямо к тебе, сверля в упор зрачками. Даже если он говорил с кем-то еще, было несладко, но его глаза видели все плохие поступки в моей жизни, отбрасывая остальное за ненадобностью.

– Я всегда мечтал о том, чтобы когда-нибудь поработить мутнышей и задействовать их энергию так же, как силу Путников. Тогда мы в два счета завоевали бы любой мир, любую Вселенную, подчинили бы все живое на свете. К сожалению, пока это невозможно. Мир, который попытался это совершить, превратился в космическую пыль, от него остались осколки не крупнее бейсбольного мяча. Так что нам приходится довольствоваться жизненной силой детишек вроде тебя. – Лорд Догнайф подмигнул, как будто приглашая посмеяться над похабным анекдотом. От монстра исходил тот самый жуткий трупный смрад, из-за которого было невозможно дышать. Запах пыли не мог перебить гнилой вони.

Никому никогда не удавалось нагнать на меня такого страха. Возможно, тут не обошлось без магии, хотя лорд и без нее отлично справлялся.

– Может быть, тебе легче провести остаток жизни – ближайшие тридцать – сорок минут – сознавая, что твоя суть (или душа – как тебе, мальчик, угодно) и суть остальных юных Путников приведет в движение наш флот, который предоставит мне – нам, моему народу – власть над всем тем, что мы по праву заслуживаем. Ты счастлив, мальчик?

Я промолчал. Лорд обнажил желтые клыки в подобии дружелюбной улыбки.

– У меня к тебе предложение: встань передо мной на колени, поцелуй мои ноги, поклянись служить мне верой и правдой до конца жизни – и я пощажу тебя. Топлива для флотилии у нас достаточно, мы взяли в поход все склянки с душами. Ну что, будешь в ножки кланяться? – Он выпростал из-под одеяния громадную, заросшую черной шерстью ступню с кривыми когтями.

Что ж, пришел мой смертный час. Не буду я перед ним унижаться!

– Ты ведь все равно убьешь, – ответил я, глядя ему в глаза, – только сначала помучаешь.

Лорд расхохотался, наполнив комнату мерзким запахом гнилого мяса, и захлопал по коленке, как будто ничего смешнее в жизни не слыхивал.

– Точно! – выкрикнул он, заходясь от смеха. – Все равно убью! Уф-ф, хорошо-то как! Еще раз спасибо огромное, что заглянул. В разделочную его! – приказал он слугам. – Пора их всех освежевать и вытопить, да смотрите – не жалейте их там.

Он снова подмигнул мне и объяснил доверительно:

– Чем сильнее Путник мучается в процессе разделки, тем сильнее становится его дух, заключенный в бутыль. Есть на чем сосредоточиться, видимо. Что ж, прощай, мальчик!

Лорд громадной лапищей потрепал меня по щеке, как любящий старый дядюшка, ущипнул и стал сжимать все сильнее и сильнее.

Я терпел, стараясь не закричать, но боль стала невыносимой. Я не выдержал и взвизгнул. Лорд еще раз подмигнул – многозначительно, как будто у нас с ним была какая-то общая шутка, неизвестная остальным, – и отпустил мою щеку.

Мне скрутили руки за спиной и вывели из помещения. Избавиться от лорда Догнайфа было таким счастьем, что я не сразу сообразил: меня ведут в разделочную.

В книгах меня всегда удивляло выражение «хуже смерти». Что может быть хуже? «Смерть – это конец, куда еще дальше?» – рассуждал я.

Знать, что меня сначала убьют, а потом выварят до самой сути, до того, что делает меня – мной, и упрячут в бутылку на веки вечные, превратив в эдакий космический аккумулятор…

Тут и смерти обрадуешься, честное слово.

Глава семнадцатая

Мы спускались все ниже и ниже. Коридоры становились теснее и темнее. Жара усиливалась, как будто гигантский дредноут был пароходом, а мы приближались к котельной. Похоже, меня волокут в ад. Снаружи «Малефик» выглядел мрачно и жутко, но внизу было еще страшнее.