Интермир

– Да, цел и невредим. Не волнуйтесь, милочка, подростки практически неуязвимы. Конечно, приезжайте за ним через часик. – Положив трубку, он что-то отметил в медицинской карте. – Твоя мама звонила. Так вот, память может вернуться, а может, воспоминания об этих тридцати шести часах навсегда останутся утраченными – пока непонятно. Между прочим, ты как-то усох. Что-нибудь беспокоит? Рассказать ничего не хочешь?

– Все время кажется, будто я что-то потерял, – ответил я. – А что – не знаю.

Все считали, что я притворяюсь. В школе поговаривали, что я доехал автостопом до Чикаго. От этого становилось не по себе – вдруг я и впрямь в Чикаго прокатился или куда подальше?

Про меня рассказали в одиннадцатичасовом выпуске местных новостей, включив туда интервью с мэром Хэнклем, начальником полиции и каким-то дедом, который вещал о том, что меня похитили инопланетяне.

Мистера Димаса не уволили. Выяснилось, что в каждую карточку с заданием был встроен отслеживающий чип, так что учитель все время знал, где находились ученики.

Все до одного – кроме меня. Красный мигающий огонек исчез с экрана ноутбука (мистер Димас кружил по городу на своем джипе, следя, чтобы мы не хитрили – ни общественного транспорта, ни родительской помощи) и больше не появлялся. Дядька с инопланетянами использовал факт исчезновения сигнала в качестве главного подтверждения своей версии.

Тед Рассел был в полнейшем восторге. Он упражнялся в остроумии, называя меня то мальчиком из тарелочки, то звездолетчиком, то Оби-Ван-Харкером, то еще как-нибудь. Мне стоило больших усилий не сорваться.

Моя новоприобретенная популярность мало чем отличалась от успеха циркового медведя. Кто набивался ко мне в друзья, а кто просто показывал пальцем в столовой.

На перемене после математики ко мне подошла Ровена Дэнверс.

– Признавайся, куда тебя занесло – к инопланетянам, в Чикаго или куда похлеще?

– Не знаю, – ответил я.

– Давай, выкладывай. Зря я на этом дурацком углу полчаса торчала, что ли? Не бойся, не проболтаюсь.

– Не знаю, – повторил я. – Самому бы понять. Ровена сердито сверкнула глазами.

– Ладно, как хочешь. Я думала, мы друзья. Не веришь – не говори, мне без разницы. – Она гордо удалилась.

Вдруг мелькнула мысль: «Я знаю, как ты выглядишь со стрижкой-ежиком». Это еще откуда?

Через пару дней после выпуска новостей Тед Рассел превзошел себя – не вынес, что мне уделяют столько внимания. Впрочем, может быть, его просто распирало, как скунса с зубной болью, и он не знал, на кого броситься.

Так вот, он подкараулил меня на перемене и со всей дури ткнул кулаком под ребра. Дальше все произошло почти мгновенно.

Я присел, сместив центр тяжести, отступил назад, выставил ногу вперед, встав в позу кошки (и не спрашивайте, откуда я ее знаю), зажал руку Теда особым захватом и выкрутил так, как она сама никогда бы не вывернулась. Подтянув его к себе, я ребром свободной ладони стукнул Рассела по затылку – он скорчился на полу от боли. Я выключил неизвестно откуда взявшийся автопилот вовремя, иначе последним ударом в серии я вырубил бы Теда навсегда (повторяю: понятия не имею, откуда мне это известно).

Рассел поднялся на ноги, глянул на меня, как на чудовище с зелеными щупальцами, и со всех ног бросился прочь из кабинета. Я замер, пытаясь сообразить, что произошло и как именно мне это удалось. Тело действовало автоматически, без всякого волевого усилия с моей стороны.

Хорошо, что никто не видел.

Так прошло недели две.

– Надо тебе почаще гостить у инопланетян, – заметил папа за ужином.

– Это почему?

– Одни отличные отметки, никогда такого не было. Поразительно!

– Да? – Особой гордости я не чувствовал. Учиться стало легче, словно в глубине души я понимал, что бывают задания не в пример труднее и что я еще много чего могу. Наверное, так чувствовал бы себя «Порше», осознавший, что он – не велосипед, но почему-то участвует в велогонках.

– Что это еще за «да»? – мама такое мимо ушей не пропустит.

– Ну… – Я неопределенно помахал вилкой с куском брокколи. Если почаще размахивать, никто не заметит, что ты не ешь. – Это же просто математика, английский, испанский, что там еще? Вот если бы гиперпространственная геометрия…

– Что-что?

Я прокрутил фразу в голове.

– Не знаю. Случайно вырвалось.

Стершиеся из памяти тридцать шесть часов иногда давали о себе знать. Проваливаясь в сон или, наоборот, просыпаясь, я чувствовал, что воспоминания рвутся на свободу: зудят, щекочут, тянут, ноют и всячески бередят душу. В голове чего-то недоставало, словно внезапно проклюнувшийся третий глаз закрылся навсегда.

И это полбеды. По ночам, когда сон не шел, мне было по-настоящему больно. Я лишился огромной и важной части жизни, вот только непонятно, какой именно.

– Джои! – позвала мама. – Похоже, из «Джои» ты уже вырос, скоро надо будет звать тебя «Джо».

По коже побежали мурашки. Вот, опять, – оно.

– Да, мам?

– Пригляди за малышом пару часиков, пока мы с папой за камнями съездим, а? Продавец сказал, что из Финляндии поступил один самоцвет – как будто для меня создан, а я даже названия такого не слышала.