Интермеццо, интермеццо

— Поворачивай влево! — Скомандовала она пираньям, державшим рулевое весло.

Почему-то у меня промелькнуло в голове, что эта команда отдана не на профессиональном морском жаргоне, но с другой стороны кто бы мог научить Анхе тому, как должны звучать морские команды? Уж, конечно же, не Огнеплюй!

Выполняя резкий поворот, которому активно помогали гребцы с обоих бортов, галера так накренилась, что я испугался — не черпанёт ли она сейчас бортом?! Тем временем, расстояние между кораблями сокращалось. Сейчас мы фактически встали с «купцом» борт о борт и я не понимал, что Анхе собирается делать. С корабля Лимо на нас вновь посыпались стрелы и, судя по крикам, они опять нашли себе жертвы среди пираний. Я подумал, что сейчас Анхе прикажет дать залп из пушек, которые находились на палубе, но случилось другое!

Голос, которым девушка скомандовала атаку, напомнил мне крик морской птицы. Полтора десятка пираний, похожих сейчас на разъярённых ежей, вдруг с дикими криками раскрутили абордажные крючья и принялись забрасывать их на борт «купца». Проделав эту процедуру, они с силой, которую трудно было предполагать в юных девушках, подтянули галеру вплотную к кораблю и принялись перепрыгивать на его палубу.

Это выглядело совершеннейшим безумием, ведь там их ожидали здоровенные мужики, которых к тому же было вдвое больше! Но не это заставило меня испытать чувство ужаса, а то, что Анхе, сиганувшая через борт вместе со своей командой, оказалась сейчас прямо напротив квадратного отверстия в окованном железом щите, из которого торчал наконечник дротика острый и широкий, как лопата!

Я видел, что девушка сейчас не просто погибнет, а будет разрублена пополам. Огнеплюй тоже увидел опасность и сорвался с моего плеча, но было ясно, что он не успеет! И тут я сам не понял, что сделал, а сделал я следующее: схватился за вертлюжную пушку, выдернул её из крепления и изо всех сил швырнул девушке под ноги! Бедная Анхе кувыркнулась, как кегля, в которую попали шаром. Перевернувшись несколько раз, она осталась лежать без движения.

Волосы у меня встали дыбом! Когда я кидал пушку, то думал, что могу переломать ей ноги, но сейчас боялся, что у девушки сломана шея! В следующий миг раздался сухой щелчок и одна из пираний хрипло вскрикнула! Тяжёлый дрот с лопатообразным наконечником попал ей точно в солнечное сплетение, и от страшного удара несчастную воительницу отнесло обратно на галеру, где и пригвоздило, словно бабочку к противоположному борту. Остальные пираньи вдруг остановились, глядя в нерешительности на свою поверженную предводительницу, возле которой бегал красный попугай, стараясь закрыть её крыльями от наступающих врагов. Я понял, что это конец и если потом Огнеплюй убьёт меня, то я на него не обижусь!

В один прыжок я очутился на палубе корабля Лимо. Сабля, выхваченная уже в полёте, опустилась на правое плечо бородатого моряка вооружённого топором и располовинила его наискось так, что голова вместе с левым плечом и рукой отлетели в сторону! Двумя следующими махами я вспорол кому-то живот, а ещё одному отсёк обе руки сжимавшие копьё.

Тут матросы атакованного корабля, как будто очнулись и набросились на меня всем скопом, но в тот же миг очнулись и пираньи! Я потом узнал, что они нарушили приказ Анхе, бросили галеру и явились на борт «купца» полным составом. Какая тут началась свалка! Ещё на берегу, во время наших тренировок, я понял, что эти девицы не любят длинные клинки, зато ножами орудуют с бешеным остервенением и отразить такую атаку дело нелёгкое! Вот и сейчас они набрасывались на своих врагов по двое, по трое, в то время как половина вражеской команды пыталась разобрать меня на части.

Своим визгом и завываниями воительницы могли посрамить мартовских котов! При этом они кромсали несчастных матросов ножами, кусались, царапались, вырывали глаза, выдирали клочья волос! Но всё это я замечал лишь краем глаза, так-как мне самому приходилось отражать атаки десятка врагов!

Мне удалось сорвать свой плащ и намотать его на левую руку наподобие щита, но это помогло ненадолго — кто-то вцепился в этот плащ, я рванул этого неизвестного на себя, разнёс ему череп рукоятью сабли, после чего бросил плащ, чтобы не оказаться привязанным к трупу.

Что-то резко сорвало с меня шляпу вместе с платком, но я так и не понял, что это было, стрела или камень из пращи. Волосы, заплетённые в косы, рассыпались по плечам, что придало мне, наверное, ещё более зверский вид. Судя по лицам противников, так оно и было, но отступать они не собирались!

И тут произошло нечто совсем скверное: после удара, который рассёк надвое голову и шею очередного нападавшего, моя сабля намертво застряла в его позвоночнике и грудной кости. Выдрать её не было никакой возможности, и я выпустил рукоять, к которой моя рука уже успела привыкнуть.