Интермеццо, интермеццо

Некоторое время ярл чихал, кашлял и отплёвывался, а потом я понял, что он хохочет! Да так хохочет, что захлёбывается, давится и никак не может остановиться! Честно говоря, меня такое поведение привело в полное замешательство, а он, увидев моё удивление, залился смехом ещё больше, так, что упал на спину и задрыгал ногами! Тут я решил, что бедняга окончательно спятил, немного поколебался — не облегчить ли его страдания милосердным ударом, но всё же решил сначала попробовать привести Ванхагена в чувство. Я помог ему снова сесть в нормальную позу и за неимением воды поднёс горку снега в шлеме. Ярл отведал снега, подавился, поперхнулся и наконец, обрёл способность, что-то сказать.

— Т-ты бы ви-видел свою рожу!!! — Наконец изрёк он и покраснел при этом, как кусок сырого мяса. — Это именно то, что я от тебя ожидал! Знай, что далеко не всякий кто подвергся такому испытанию, сумел дожить не только до финала, но и до конца первой стадии обучения! Собственно говоря, ты второй…

— А кому же посчастливилось быть первым? — Поинтересовался я, потихонечку соображая, что вся эта комедия выходит за рамки обычного обучения воинскому искусству.

— Первым на моей памяти был я! — Ответил Ванхаген, мгновенно став серьёзным. — Я рассказал тебе далеко не всю историю своей жизни, но это нельзя делать здесь. Пойдём в мой дом, выпьем доброго пива и поговорим. А тренировки на сегодня, по-моему, с тебя хватит!

И мы пошли в его дом, где почему-то никого не было, как будто домочадцы ярла знали, что он хочет поговорить со мной с глазу на глаз. Мы сели за один стол и выпили пива. Надо сказать, что викинги знают толк в четырёх вещах: в драках, в мореплаванье, в сагах и в пиве. Пиво у них отменное и больше нигде мне не пришлось такое попробовать! Но это так к слову.

— Я вырос при дворе одного из франкских герцогов. — Поведал мне Ванхаген после долгого молчания. — У нас принято отдавать мальчиков, входящих в возраст ученичества на воспитание ближайшим родственникам, например брату отца, то есть дяде. У моего отца не было живых братьев, даже двоюродных — все погибли во время нашествия вагров, когда меня ещё не было на свете. Зато у него был побратим из франков, в котором он души не чаял.

Давным-давно отец ходил в Вик в страну бриттов, но удача тогда отвернулась от него, вся его дружина полегла в бою, а он сам попал в плен, где просидел в темнице местного тана почти два года. Тану нравилось, что у него в застенке находится живой нормандский ярл. Кроме отца у него в плену были ещё саксонский барон и какой-то славянский князь, которых ему удалось захватить в разные годы.

Так вот, отец так и умер бы в заточении у этого бриттского медведя, но однажды к нему приставили нового раба, который должен был его кормить и убирать его каменную келью, будто ухаживал за редким и опасным зверем. Отец хотел было придушить этого раба, (до того ему удалось прикончить уже двоих), но раб оказался не промах и сумел дать ему отпор. Вобщем они боролись, стараясь, убить друг друга до тех пор, пока не поняли, что их силы равны. Тогда они сели на одну скамью и разговорились.

Оказалось, что этот раб был по рождению сыном франкского герцога. Его отправили учиться в страну каких-то италов, но корабль на котором он плыл, захватили даны и вместо того, чтобы потребовать выкуп за богатого пленника, продали его бриттам в рабство. Как он рассказывал, они это сделали в отместку за то, что он, сопротивляясь, положил несколько их именитых воинов. Вобщем так он и попал в лапы бриттскому тану, который не стал содержать его в темнице, как тех пленников, которых захватил в бою, а приставил к работе, то есть к моему отцу. Быстро поняв, что попавшим в одну и ту же беду воинам, нечего делить и драться тоже не за что, они решили заключить союз и попробовать бежать из ненавистного плена. Так они и сделали: франк подговорил славянина и сакса, раздобыл оружие и в одну безлунную ночь выпустил всех пленников! Ох, и была потеха для доброго железа в эту ночь! Много дружинников тана не очнулось от сна, много полегло во дворе его дома и в самом доме! Там же нашли свой конец славянский князь, истыканный стрелами и по пояс заваленный трупами убитых им врагов и саксонский барон. Смертельно раненый он пригвоздил к стене самого тана навозными вилами! Уйти удалось только отцу и тому франку. Так и стали они побратимами.