Интермеццо, интермеццо

Я ответил, что понял и понял, что «попал». Только позднее я узнал, что викинги совсем по другому приучают свою молодёжь к ратному делу, а этот способ Ванхаген перенял у вагров, и решил попробовать на мне. Заранее скажу, что его опыт удался, но мне пришлось при этом попотеть, причём в прямом смысле этого слова. Дело в том, что в доспехах было невыносимо жарко и душно даже просто в помещении, что уж говорить о кузнице! Ко всему прочему, ковали мы что-то непонятное. Точнее ковал Ванхаген, который проявил в этом изрядную сноровку, а я только раздувал мехи и работал большим молотом. В результате у нас получился, какой-то совершенно невозможный и жутко громадный топор, совсем не похожий на топоры викингов — широкие, но тонко откованные из первоклассной стали. То, что с явным удовольствием вертел в руках Ванхаген, возможно подошло бы Тору, если бы его угораздило потерять свой молот. Ярл остался доволен осмотром, а при взгляде в мою сторону, просиял совершенно. Я, по-видимому, являл собой жалкое зрелище. Одежда под панцирем взмокла, пот ручьями струился по всему моему телу, так, что я, наверное, оставлял мокрые следы на полу.

— Отдохни пока! — смиловался Ванхаген, но увидев, что я направился в сторону двери, тут же крикнул:

— Нет, на улицу не суйся! Садись поближе к горну и сушись.

Мне ужасно хотелось поскорее вырваться из этой духоты на свежий воздух, но я послушался и присел на маленькую скамеечку возле пылающего горна, решив, что мне сейчас наверно, придёт конец. Меня довольно быстро сморил сон, в котором я всё махал и махал громадным молотом, а топор на наковальне всё рос и рос, грозя заполнить собой всю кузницу. Проснулся я от знакомого уже хлопка по плечу и, открыв глаза, увидел перед собой Ванхагена совершенно красного в отсветах огня пылающего в горне. Больше всего он напоминал сейчас горного тролля, забравшегося в жилище гномов.

— Ну что, просох? — Поинтересовался он, загадочно улыбаясь и держа одну руку за спиной. — Вот тебе подарок в качестве награды за первое, успешно выполненное задание!

При этих словах он протянул мне наше чудовищное изделие, уже насаженное на крепкую длинную рукоятку. Я взял этого монстра и чуть не выронил тяжеленную штуковину из трясущихся рук. Если бы я это сделал, то непременно отрубил бы ногу или себе, или Ванхагену.

— Я вижу, ты достаточно отдохнул, — проговорил ярл, потирая руки, — и теперь можешь приступать к следующему заданию! Пойдём, я покажу тебе!

Сгибаясь под тяжестью гигантского топора, я поплёлся вслед за своим мучителем, снова куда-то на задворки. Но теперь мы прошли гораздо дальше и очутились на возвышенности, куда я ещё не заходил. Отсюда был виден весь фьорд, и почему-то казалось, что океан нависает над ним, грозя захлестнуть и поглотить убежище людей в один момент. И здесь на самой верхушке холма росли два дерева, здоровенные, кряжистые, наверное, очень старые, а сейчас занесённые снегом.

— Эти кедры, — сказал Ванхаген, похлопав рукавицей по стволу одного из них, — засохли ещё во времена моего деда. Давно надо было их срубить, да вот всё не доходили руки! Займись-ка этим ты. Руби, не бойся! Они не считаются священными. Я так подумал — обычным топором такую работу не сделать, потому и решил сковать тебе топорик побольше! Ну, удачи!

— Подожди! — Остановил я его. — Скажи, как скоро я должен закончить эту работу?

— А это уж тебе решать! — Пожал плечами ярл. — Чем раньше закончишь, тем быстрее приступим к тренировкам. Только не надорви пупок! Человек может пересилить себя, если захочет, но тут тоже надо знать чувство меры: пожалеешь себя — не сможешь набрать силы; будешь лезть из кожи вон — надорвёшься, станешь слабее слабого и быстро помрёшь, а вот где золотая середина, это каждый сам для себя решает.

— Хорошо, а что мне делать, когда я срублю деревья? — Спросил я и тут же проклял свой длинный язык.

— Как, что? — Удивлённо пожал плечами Ванхаген. — Порубить на дрова и принести домой, конечно же!