Интермеццо, интермеццо

Ярл проткнул меня взглядом, как копьём, но я не отвёл глаза, и просверлил его взглядом в ответ. Эта маленькая битва закончилась моей победой. Ванхаген нахмурил брови и отвернулся. Потом искоса сверкнул глазами зло и коротко и, вздохнув, снова отвернулся.

— Ты знаешь больше, чем я думал. — Сказал он, и я понял, что это не лесть. — Анхеллинда рассказала? Она, больше некому! Я полагал, что вы с ней на ножах, по крайней мере, с твоей стороны. Она-то к тебе всегда неплохо относилась, только не подавала вида, а уж после того, как ты угрохал бандюков на неё напавших…

— Которых ты послал!

— Я! Не скрою, это сделал я. Но они не сотворили бы с ней ничего плохого, как она думала… А я знаю, что она так думала. Мои планы были иными. Да, нам было тесно вдвоём во фьорде, а я не могу всё время быть в Вике!

Ярл снова помолчал, пожевал нижнюю губу и, вновь взглянув на меня горящими глазами, оскалил зубы и поведал мне следующее:

— Так значит ты хочешь узнать про то, как погиб Олаф? Или Анхеллинда не сказала тебе его имя? Неважно! Так вот, в его смерти отчасти есть и моя вина, но я не убивал его! Он погиб, как герой, сражаясь со мной плечом к плечу, а в последней битве спина к спине! Можно сказать, что ему я обязан своим спасением. Олаф был викинг не из последних. Он был молод, силён, красив, бесстрашен и похож… на тебя! Да-да, похож, как если бы вы были родными братьями, (не близнецами конечно). Но каким бы он ни был, я был сильнее и выносливее. А ещё я больше чем он любил Анхеллинду…

После этого признания мой рот ещё разок открылся на всю ширину! Он любил её! Любил тогда много лет назад, а в последнее время ненавидел! Всё это не просто было переварить, а вопросы, рвавшиеся у меня с языка, могли только запутать дело и я решил промолчать.

— Ты уже знаешь, что Анхеллинда мне не родная сестра, что она найдёныш, которого удочерили мои родители, а это полностью уравнивало её в правах с их родными детьми, а заодно накладывало все ограничения… Короче, я не имел право её любить! Но разве любовь спрашивает о правах и правилах? Разве можно так просто взять и приказать — не люби! Ко всему прочему, Анхеллинда отвечала мне взаимностью и, конечно же это дело кончилось тем, что у нас родилась дочь…

Моя челюсть ещё раз упала, но теперь она свесилась ниже, чем в прошлый раз и на место её пришлось вернуть рукой. Между тем ярл продолжал, не замечая моей реакции:

— Здесь во фьорде женщины и девушки иногда приносят детей, не будучи замужем, или когда муж пару лет в Вике. С этим мы давно научились справляться без лишней крови и жестокости. Просто объясняем, что это, дескать, дети Тора или сына его Бальдра, а то и самого Одина! Если случай совсем уж из ряда вон и прикрыть позор трудновато, то объявляем ребёнка сыном Локи, а его плутни не поддаются человеческому разумению и больше никто не смеет задавать вопросов по этому поводу, дабы не прослыть полным дураком. Всё это так, но в нашем случае всё было по другому! Связь между братом и сестрой, это святотатство и никому дела не было до того, что Анхеллинда мне не родная по крови. Вобщем, ребёнка скрыть не удалось, но мой отец решил проблему по-своему. Меня он услал в малый Вик, откуда я вернулся победителем, но когда вернулся, узнал, что Анхеллинда тяжело больна, к ней никого не допускают, а про ребёнка вообще ничего узнать не удалось. Прошла целая зима, прежде чем я услышал правду, которая прибила меня к земле не хуже, чем дротик из баллисты. Пока я был в Вике, нашу дочь вырвали из рук Анхеллинды и куда-то увезли, а всех её служанок-рабынь отправили на дно фьорда, предварительно сняв им головы!

К тому времени мой отец уже отправился на своём лучшем боевом корабле к Одину, а мать пожелала сопровождать его в этом пути… Вобщем я тогда стал ярлом. В своём фьорде я мог делать всё, что хотел, в том числе и пренебречь любыми законами и условностями.

Конечно я попытался разыскать пропавшую дочь, а Анхеллинду захотел взять в жёны. Но ни то, ни другое мне сделать не удалось. Отец надёжно спрятал концы в воду, лишь один из отроков, прислуживавших старому ярлу, сказал, что тот в последнее время часто принимал у себя каких то купцов с далёкого юга, которые всё предлагали ему мечи такой стали, что резала любые доспехи, как траву, но мечей этих никто не видел, а купцы давно уплыли на своих галерах и больше во фьорде не появлялись. Наверное, они то и увезли с собой нашего ребёнка, которому мы так и не придумали собственного имени, а пока называли именем матери, только короче — Анхели или ласково — Анхелика. Ей на шею даже надели золотую цепь с пластиной, на которой это имя было вырезано рунами.