Интерлюдия Томаса

Иногда, когда я размышляю подобным образом, ночью или днём, я спускаюсь к пляжу, снимаю с себя почти всю одежду и оставляю там, где её можно найти, выше линии прибоя. Я уплываю в волны, где солнце разбивается на миллиард ярких кусочков, которые выглядят достаточно острыми, чтобы меня порезать. Или, в другой раз, под силой и воздействием отлива я держу свой путь в полночный океан, где становлюсь приятно дезориентированной, и кажется, что луна находится под водой и похожа на огромную тварь-альбиноса на охоте, а звёзды уже не над головой, а как огни неизвестного поселения на дальнем берегу, в котором нет никого из нашего мира. Я плыву и плыву, пока мои мышцы не начинают болеть, руки не кажутся железными, и пока сердце не начинает грозить разорваться, потому что если море решит, что любит меня и предоставит мне своё ложе, и если затем позже вынесет меня обратно на берег и оставит на песке, как спутанную массу водорослей и саргасса[74], то у жестокого человека, который нами управляет, не будет причин наказывать других за мой побег, потому что это не будет побегом со всеми соответствующими последствиями.

На самом деле я всегда возвращаюсь к берегу, обессиленная и дрожащая, одеваюсь и иду домой. Я не понимаю, как так каждый раз получается. Иногда это любовь к моей семье, которая меня возвращает, иногда страх за них, а иногда это любовь к этому прекрасному и удивительному миру. Но иногда я не знаю, что меня возвращает. Это не Хискотт, потому что я бы запомнила вмешательство. Это настоящая тайна. Потому что я тону и остаюсь под водой, и это правда так. Я пью воду, захлёбываюсь ей, и не могу выплыть на поверхность. Я теряю сознание. И вот уже очухиваюсь на пляже, не утонувшая.

После очередного молчания мой невидимый допрашивающий говорит:

– Под «расхождениями» я имел в виду несогласованность памяти. Я знаю, что ты не лжёшь, Джоли Энн Хармони. Мой многофазный полиграф не фиксирует ни голосовых образцов обмана, ни феромонов, связанных с ложью.

Понемногу моя дрожь затихает. Так всегда бывает. Я имею в виду, такое случается, но я не безумная психопатка или что-то такое.

Он говорит:

– Я спрашиваю о Норрисе Хискотте только потому, что мне нужно принять касательно него решение.

Я напоминаю себе, что пытаюсь узнать что-то о Хискотте от этого парня, тогда как он пытается узнать что-то от меня.

– Какое решение?

– Это секретная информация. Можешь ли ты сказать точно, где в «Уголке Гармонии» может находиться Норрис Хискотт?

Несмотря на то, что моя ярость убывает, я всё ещё сохраняю своё отношение, так что говорю:

– Это секретная информация. Ещё одна причина, по которой ты мне не нравишься – у тебя нет навыков общения.

Он размышляет об этом, пока я рассматриваю интересную панель, которая, должна вам сказать, оказывается достаточно сложной даже для управления всей погодой на планете.

Затем он говорит:

– Ты права. У меня нет навыков общения.

– Ну, по крайней мере, ты можешь признать недостатки.

Он молчит примерно полминуты, а я всё-таки изменяю положение переключателей и нажимаю некоторые кнопки на панели, тупая железка остаётся тёмной и тихой, так что я, возможно, не уничтожила Топику[75] с помощью торнадо.

– А ты можешь? – спрашивает он.

– Могу что?

– Ты можешь признавать недостатки?

– У меня слишком длинная шея.

– Твоя шея слишком длинная для чего?

– Для шеи. Если прямо так хочешь знать, мне также не сильно нравятся мои уши.

– Что не так с твоими ушами?

– Всё.

– Можешь ли ты слышать своими ушами?

– Ну, не ногами же я слышу.

Он снова молчит. Он часто скрывается за молчанием, но всё же реже, чем я.

Никаких камер не заметно, но я уверена, что он может меня видеть. Чтобы проверить его, я ковыряюсь пальцем в ноздрях самым отвратительным образом, с почти эротическим удовольствием. Если бы я там смогла что-нибудь найти, я бы однозначно вызвала бы у него отвращение, но, к сожалению, там нет залежей.

Он говорит:

– Твои уши и шея не являются недостатками вследствие того, что они функционируют правильно. Тем не менее, я распознал недостаток в твоих навыках общения.

– Если ты имеешь в виду то, что я добываю козявки, то это часть моего этнического наследства. Ты не имеешь права критиковать чьё-либо этническое наследство.

– Что такое козявки?

Я прекращаю раскопки в носу и пытаюсь испепелить его взглядом, который даёт жирный намёк на то, что он нудный.

– Все знают, что такое козявки. Короли, президенты и кинозвёзды знают, что такое козявки.

– Я не король, не президент и не кинозвезда. Недостаток в твоих навыках общения, который я распознал, следующий: Джоли Энн Хармони, ты саркастичная. Ты ребёнок-выскочка.

– Это не недостаток. Это защитный механизм.

– Защитный механизм от кого?

– Ото всех.

– Защита предполагает конфликт, войну. Ты хочешь сказать, что ты находишься в войне со всеми?

– Не со всеми. Не со всеми в каждый момент времени. Но ты же совсем ничего не знаешь о людях, так? Особенно, о таких странных людях, как ты.

– Я должен прояснить два момента.

– Валяй, если должен.