Интерлюдия Томаса

Перед тем, как ответить, я вздрагиваю, не от боли и не для того, чтобы лучше актёрствовать. В его лице и голосе такая искренняя забота, и он кладёт руку на моё плечо с такой нежностью, что у меня нет сомнений в том, что я решил угнать грузовик хорошего человека. Мне было бы легче, если бы водитель был змееглазым, с лицом, покрытым щетиной, шрамами, с суровым ртом, грубияном-деревенщиной в футболке с надписью «ТРАХНУ ТЕБЯ», с татуировками в виде свастики на руках. Но я не могу продолжать шататься по дороге и бросаться под восемнадцатиколёсники всё утро, пока не найду идеальную жертву.

Я притворяюсь, что мне трудно говорить, выталкивая серию приглушённых слогов, что, по-видимому, должно показывать, будто мой язык в полтора раза толще, чем должен быть. Получается желаемый эффект, что заставляет его приблизиться плотнее и попросить повторить, что я только что сказал, после чего я вытаскиваю пистолет из-под своей толстовки, сую дуло ему в живот и рычу своим лучшим голосом крутого парня: «Ты не должен умереть здесь, это зависит от тебя», однако до ушей доносится такой же крутой звук, как у Микки Мауса.

К счастью, он не замечает плохую игру и не смыслит ничего в темпераменте. Его глаза расширяются, и весь блеск из них уходит так быстро, как бутылка «Севен Ап» испаряется, если простоит на воздухе открытой целый день. Его ямочки уже не выглядят такими забавными; они становятся сморщенными шрамами. Как и бровь, его рот как бы немного приоткрывается, дрожа, когда он говорит:

– У меня семья.

Пока кто-то не проехал, мне нужно покончить с этим. Мы осторожно встаём на ноги, я продолжаю давить пистолетом в его живот.

– Вы должны увидеть своих детей снова, – предупреждаю я его, – идите спокойно к водительской двери.

Он подчиняется мне без сопротивления, подняв руки вверх, пока я не приказываю ему опустить их вниз и держаться естественно, но он не замолкает, бормочет.

– У меня нет детей, которых я хотел, любимых детей, и никогда не могло быть.

– Но вы хотите увидеть снова свою жену, так что будьте паинькой.

– Вероника умерла пять лет назад.

– Кто?

– Моя жена. Рак. Я так по ней скучаю.

Я угоняю грузовик бездетного вдовца.

Когда мы доходим до водительской двери, я напоминаю ему, что он сказал, что у него есть семья.

– Моя мать и отец живут со мной, и моя сестра Бернис, она никогда не выйдет замуж, и мой племянник Тимми, ему одиннадцать, его родня умерла в автомобильной аварии два года назад. Ты застрелишь меня, я их единственная опора, это будет ужасно, пожалуйста, не поступай так с ними.

Я угоняю грузовик бездетного вдовца, который посвящает себя своим престарелым родителям, поддержке сестры-старой девы и предоставляет приют сироте.

Находясь перед открытой дверью, я спрашиваю:

– У вас есть страховка?

– Хороший полис страхования жизни. Теперь я понимаю, что это не так много.

– Я имел в виду, страховка на грузовик.

– О, да, конечно, транспортное средство застраховано.

– Вы владелец?

– Раньше был. Теперь я работаю на компанию за пособие.

– Это уже лучше, сэр. Если они вас не уволят.

– Не уволят. Политика компании по угонам это учитывает, не волнуйся об этом, жизнь важнее.

– Вы, наверное, хороший сотрудник.

– Они хорошие люди.

– Вы были жертвой угона раньше, сэр?

– Это первый раз – и, надеюсь, последний.

– Я тоже надеюсь, что у меня последний.

Вереница машин и грузовиков проезжает по прибрежному шоссе на вершине съезда, и воздушный поток за ними закручивается воронками, которые замедляются ограждением, заставляя высокую светло-зелёную траву пригибаться, как волосы дико танцующей женщины. Ни одной машины не появляется в верхней части съезда.

– Угонщики приходят командами, – говорит моя жертва. – Ты, действуя в одиночку, обезоружил меня.

– Извиняюсь за обман, сэр. Теперь идите пару миль на север. Если вы посигналите какой-либо машине, то я убью вас и их.

Я слышу, что говорю так же грозно, как Винни-Пух, но он, кажется, воспринимает меня серьёзно.

– Хорошо, как скажешь.

– Я извиняюсь за всё это, сэр.

Он пожимает плечами.

– Дерьмо случается, сынок. Должно быть, у тебя есть причины.

– Ещё одно. Чем загружен твой транспорт?

– Индейки.

– Есть ли ещё люди в трейлере?

Он хмурится.

– Почему там должны находиться люди?

– Мне просто нужно знать.

– Этот автомобиль – рефрижератор, – говорит он, указывая на холодильную установку в передней части трейлера. – Замороженные индейки.

– Так что если там есть люди, они должны быть замороженными и мёртвыми.

– Я об этом и говорю.

– Хорошо, начинай идти на север.

– Ты не выстрелишь мне в спину?

– Я не такой, сэр.

– Не обижайся, сынок.

– Отправляйся.

Он уходит, выглядя несчастным, Санта у которого отобрали сани и северного оленя. Когда он доходит до задней части трейлера, не оборачиваясь назад, говорит:

– Непросто продать краденные замороженные индейки, сынок.

– Я знаю точно, что с ними делать, – уверяю я его.

Когда он на расстоянии около восьмидесяти футов от трейлера, я взбираюсь в тягач и закрываю дверь.