Интерлюдия Томаса

Так как всё семейство Хармони, включая зятьёв и невесток, комплектует собой штат предприятий, находящихся прямо у прибрежного шоссе, двадцать четыре часа в день, семь дней в неделю, они должны жить поблизости. Это, должно быть, их частный небольшой анклав из домов, живописное и привилегированное место для жизни, хотя и немного труднодоступное.

Несмотря на то, что этот январь спокойный, змеи, скорее всего, не так активны в этих лугах, как будут в более тёплые времена года, и особенно не в прохладе ночи. Я очень не люблю змей. Однажды я был заперт на всю ночь в серпентарии[31], где много образцов вылезли из своих стеклянных ограждений для просмотра. Если бы они предложили мне яблоки с древа знаний, думаю, я смог бы это выдержать, но они хотели только впрыснуть свой яд, отказывая мне в шансе обратить вспять гибельную историю мира.

Я пробираюсь вниз через пологие луга, трава по колено, пока не выхожу, не покусанный прячущимися змеями и не уничтоженный падающими беспилотниками, на асфальтовую поверхность, по которой следую к домам.

Они представляют из себя очаровательные викторианские дома, украшенные богатыми верандами и декоративной столярной работой – некоторые называют её мишурой – которая применяется повсюду. В лунном свете кажется, что они все принадлежат неоготическому стилю: несимметричные, неправильная компоновка с круто наклонёнными крышами, в которые вставлены мансардные окна, другие окна увенчиваются готическими сводами, а также искусно отделанные фронтоны.

Шесть домов стоят бок о бок на больших участках, а седьмой – самый большой – руководит другими с возвышения, в тридцати футах над ними и в сотне футов позади. В комнате на втором этаже основного дома, а также в нескольких комнатах на первом этаже в последнем из шести домов первого ряда горит свет.

Сначала я чувствую, что меня тянет к последнему дому в переулке. Я дохожу до него, однако обнаруживаю, что продолжаю идти, когда тротуар уже закончился, вниз по склону, вдоль изрытой колеями просёлочной дороги, на которой расколотые морские ракушки хрустят и трещат под ногами.

Пляж отлогий, ограждённый десятифутовой насыпью, заросшей кустарником, вероятно, дикой олеарией[32]. Волны высотой около трёх футов с гребнями, образующимися у самого берега, разбиваются вдребезги с гулким грохотом, словно спящие драконы, ворчащие во сне.

В тридцати футах к северу мой взгляд улавливает движение. Кто-то, встревоженный моим появлением, падает и растягивается на песке.

Засунув руку под толстовку, я вытаскиваю из-за пояса пистолет.

Я повышаю голос, чтобы перекричать море.

– Кто там?

Фигура вскакивает и перебегает к заросшей насыпи. Она худощавая, около четырёх с половиной футов ростом, ребёнок, скорее всего, девочка. Флаг из длинных светлых волос слегка дрожит в лунном свете, а затем она исчезает в тёмном фоне кустарников.

Интуиция подсказывает мне, что если она не та, кого я ищу, она, тем не менее, является ключом к поиску правды того, что происходит в «Уголке Гармонии».

Я поворачиваюсь в сторону насыпи, спеша на север. Ранее журчащие волны, должно быть, добирались на расстояние до фута от начала кустарника, потому что сейчас прилив закончился, узкая полоска между линией прибоя и уклоном всё ещё сырая и сильно уплотнённая.

Когда я прошёл порядка сотни футов, не обнаружив намеченной цели, я понял, что упустил её. Я разворачиваюсь и иду на юг, изучая тёмный косогор в поисках пути, с помощью которого она могла подняться сквозь растительность.

Вместо тропинки я обнаруживаю тёмный вход дренажной трубы, который не заметил в спешке во время преследования девочки. Труба огромная, возможно, шесть футов в диаметре, проходит через насыпь и частично прикрыта вьющимися растениями.

Благодаря подсветке заходящей луны я предполагаю, что она может меня видеть.

– Я не причиню тебе вреда, – уверяю я её.

Когда она не отвечает, я проталкиваюсь сквозь различную растительность и делаю два шага внутрь огромной бетонной дренажной трубы. Сейчас я должен быть для неё менее различимым силуэтом, но она остаётся невидимой для меня. Она может быть на расстоянии руки или в сотне футов отсюда.

Я задерживаю своё дыхание и прислушиваюсь к её, но грохочущий пульс моря превращается в окружающий со всех сторон шёпот в трубе, скользящий кругом и вокруг искривлённых стен. Я не могу расслышать ничего настолько едва различимого, как дыхание ребёнка – или её крадущиеся шаги, если она подходит ко мне сквозь абсолютно чёрный туннель.

Учитывая то, что она маленькая девочка, и то, что я взрослый мужчина, которого она не знает, она, конечно, отойдёт подальше по трубе по мере моего продвижения, вместо того, чтобы попытаться сбить меня с ног и сбежать – если только она не одичавшая или не опасная психопатка, или и то, и другое вместе.