Интеритум

– Да? – Эрих всегда безропотно исполнял все инструкции, законы и правила, причем не только в больнице, но и за ее пределами. Это было его кредо, но какое-то неприятное ощущение в душе, какое-то наитие не позволило ему безропотно выполнить свою работу и он, добавив в голос металла, потребовал. – Немедленно снимите простыню.

– Нельзя.

– В операционной я решаю, что можно, а что нельзя. Вся ответственность только на мне. Быстро снимите с пациента простыню или покиньте операционную.

– Как скажете, доктор, но я вас предупреждал и вся ответственность только на вас.

– Не надо нотаций, выполняйте.

Ассистент жестом фокусника сдернул простыню и взору Эриха предстал кареглазый мальчишка, прикованный за руки и за ноги к операционному столу. Рот закрывала широкая полоса скотча. Он выпученными глазами смотрел на доктора и что-то мычал. Две дорожки слез влажным руслом выделялись на его лице. Он какое-то время пытался дергаться, стучал затылком курчавой головы по столу, но поняв всю безнадежность своих действий, закрыл глаза и стал похож на покойника. И лишь периодически вздрагивающее от холода и рыданий тело, указывало на обратное.

– Это еще что такое? – увиденное привело доктора в шок. – Я вас спрашиваю, это что такое?

– Это Абрахам Зельфиц, еврейский мальчик девяти лет от роду, – прочитал в личной карточке больного ассистент и, закрыв ее, внимательно уставился на доктора.

– Почему он привязан к операционному столу. Кто разрешил проводить эвтаназию ребенку? Кто, я вас спрашиваю? – последние слова доктор в бешенстве выкрикнул в лицо испугавшемуся ассистенту.

– Успокойтесь, доктор, – из-за спины доктора раздался приятный женский голос. – Что за рефлексии? Вы же сами просили предоставить вам подопытных для апробации нового препарата. Пользуйтесь, пока есть возможность.

– Что? – доктор ладонями протер глаза, не веря тому, что видит. – Марта! Почему ты в форме штурмбанфюрера СС?

– Потому что… – Марта показала пальцем на газету в ее руке.

– Что за бред? Это розыгрыш?! Почему газета от пятого марта тысяча девятьсот сорок четвертого года?

– Потому что сейчас именно пятое марта тысяча девятьсот сорок четвертого года. Эрих, делай свою работу, у тебя кроме этого мальчишки еще один пациент, как там ее? – Марта щелкнула пальцами привлекая к себе внимание ассистента и тот ловко выдернул из пачки документов карточку и прочитал:

– Агнет Шнайдер, немецкая девочка двух лет.

– Что? Вы совсем с ума сошли?! – Эриха обуяло бешенство. – Двухлетняя девочка?!

– Успокойся, милый, так надо, – Марта провела ладонью по щеке доктора. – Две инъекции. Займет не больше минуты, а сколько проблем сразу снимет.

– О чем ты говоришь, Марта?

– Ну, допустим, имя Абрахама Зельфица ты никогда не слышал, но имя Агнет Шнайдер ты должен знать.

– Агнет Шнайдер? – ничего не понимая повторил Эрих.

– Именно. Ты пока подумай, а я подожду тебя в той комнатке, – ладонь девушки показала за стеклянную перегородку, где располагалась комната отдыха. – Чтобы ты не наделал глупостей, я дверь запру! И да, стекло пуленепробиваемое. Делай то, что должен, Эрих. Будь мужчиной.

Марта вышла, но уже через несколько секунд появилась в соседней комнате. Она широко и призывно улыбнулась через стекло доктору и под неслышимую для него музыку начала совершать танцевальные движения. Распаляя себя и его, она срывала с себя одежду, томно изгибаясь и маня своими изгибами. Танец резко прекратился, Марта упала в мягкие объятия дивана. Из одежды на ней были лишь чулки и офицерская фуражка. Девушка подмигнула ему и что-то произнесла. Из-за разделяющего их стекла он не услышал ее слов, но понял их смысл: «Делай то, что должен, Эрих. Будь мужчиной». Затем она перевернулась, встав коленями на диван, открыв его взору все свои прелести.

– Черт, – Эрих стукнул кулаком по стеклу. – Марта, ты же закрыла дверь, как я к тебе попаду?

Не успел Эрих произнести последние слова, как в комнате отдыха появился голый Максимилиан, весело помахал ему рукой и по-хозяйски пристроился позади чужой жены.

– Черт возьми, Марта! – Эрих в бешенстве застучал кулаками по стеклу, но оно не разбилось, безропотно перенеся натиск оскорбленного мужа. Комната погрузилась в кромешную темноту, скрыв творившееся в ней бесчинство, но зато появился звук. Женские стоны перемежались с мужским рыком, поцелуи с вскриками и грубыми комментариями, отпускаемыми Максимилианом в адрес Марты, которые заводили ее сильнее и сильнее. Сквозь эту какофонию разврата и похоти вдруг проступил чистый, звенящий голос Марты:

– Делай то, что должен, Эрих. Будь мужчиной.

– Да что я должен делать? – в ярости Эрих несколько раз безрезультатно ударил в стальную дверь ногой. – Что я должен делать, твою мать! Стоять здесь и слушать, как он тебя берет. Макс, сволочь, я убью тебя!

Доктор обессиленно осел по стене, сжимая уши руками, через несколько минут такого транса он вскинулся и со злобным веселием закричал:

– Макс, я убью тебя. Прямо сейчас. Агнета Шнайдер твоя мать! А этот мальчишка, Абрахам, наверное, твой отец, который бросил твою мать беременной. Слышишь меня? Убью их и тебя не станет!